— Тренировка закончена. Уберите чучела, — сказал Тюго слуге и повернулся к Сано: — Что вам угодно?
Он жестом отпустил стражников и прошел в кабинет, где принялся изучать планы замка. Сано последовал за ним. На планах размещение охранников отмечалось цветными булавками. Тюго передвигал булавки, словно генерал, планирующий сражение. Движения были нетерпеливыми, резкими и сильно контрастировали с недавней плавной грацией. То, что нападение на замок было практически исключено, не сказывалось на его увлеченности.
— Ну? — произнес Тюго.
Сано спохватился. Он увлекся сортировкой и перегруппировкой вопросов, точно так же, как Тюго булавками.
— Вам, вероятно, известно, что сёгун поручил мне поймать охотника за бундори, — сделал Сано пробный выпад.
— Ну?
Тюго вышел из кабинета.
— Оборона восточного крыла недостаточна. Немедленно пошлите туда еще отряд, — велел подчиненным.
Затем вернулся в кабинет и приступил к изучению графика дежурств. Казалось, он не замечает Сано.
— На ярлыках бундори написаны имена Араки Ёдзиэмона и Эндо Мунэцугу, — сообщил Сано. — У этих воинов были неважные отношения с вашим предком, генералом Фудзиварой.
Палец, скользивший по графику, не дрогнул. Губы разжались от раздражения — не от удивления или испуга:
— Ну?
Специалист по обезглавливанию хорошо умел скрывать эмоции.
— Генерал Фудзивара испытывал ненависть к Араки и Эндо, — сказал Сано. — Он рисковал жизнью, пытаясь уничтожить их. Охотник за бундори нападает на потомков Араки и Эндо. Я считаю, убийца является потомком генерала Фудзивары, он решил закончить кровавый спор.
— Подумать только! — В насмешливых словах Тюго прозвучало презрение, хотя лицо осталось бесстрастным.
Слуга внес лакированную коробку:
— Ваша еда, досточтимый капитан.
Тюго опустился на мат и указал на пространство перед собой:
— Поставь здесь.
В кабинете было тепло. Тюго распахнул кимоно и закатал рукава. На руках и груди не было заметно никаких ран. Либо он избежал ударов копьем во время схватки с братом Эндо, либо на нем были доспехи, либо он вообще никогда с монахом не дрался.
— Если вы спрашиваете, не убийца ли я, то отвечу: нет. А мои предки вас не касаются. Кроме того, прошлое прошло, — сказал капитан.
«Так ли?» — подумал Сано, наблюдая за тем, как Тюго открывает коробку.
— Сухие каштаны, водоросли, морские гребешки, — перечислял капитан, доставая блюда.
— Вы всегда выбираете еду, которую употребляли воины перед битвой? — спросил Сано, поймав собеседника на притворстве: тот определенно был знаком с военными обычаями далеких лет.
Тюго пожал плечами. Он заправлялся как человек накануне тяжелого сражения: мрачно, смачивая каждый кусок глотком сакэ из помятой металлической фляги.
— Я ем то, что мне нравится.
Не добившись толку наводящими вопросами, Сано приступил к откровенному допросу:
— Где вы были прошлой ночью?
— Не ваше дело. Но ладно, скажу. Я был здесь. В замке. Где был все последние пятнадцать дней. Я никогда не покидаю замка, когда нахожусь на дежурстве. Это вам подтвердит любой из моих людей.
Сано страдальчески посмотрел на потолок. Опять алиби. Столь же сомнительное, как у Мацуи, и столь же неопровержимое. Гарнизон, включая стражников у ворот, предан своему капитану. Все как один подтвердят любую историю, которую Тюго сочинит, встанут на его сторону в любом споре, особенно со слугой, находящимся в немилости у сёгуна. Даже если Сано удастся найти смелого или обиженного человека, готового выступить против, то сотни других поклянутся, что Тюго пребывал в замке во время убийств. Требуются прямые улики. Сано вспомнил о кимоно, которые предстояло показать портным, и о таинственно исчезнувшей свидетельнице. Хотелось бы знать, насколько Хирата продвинулся в поисках мастера, соорудившего паланкин с драконом, и в выяснении личности наемного убийцы.
— У вас нет паланкина с драконом на боку?
— Нет. Я пользуюсь замковыми.
Паланкины из замка украшал только герб рода Токугава.
— Вам когда-нибудь доводилось пользоваться услугами наемников?
Уголок рта Тюго приподнялся в насмешливой улыбке:
— Если мне нужно кого-нибудь убить, я сделаю это сам.
— Что вы ответите, если я скажу: есть человек, который видел вас прошлой ночью за стенами замка?
Тюго прожевал и проглотил пищу, вытер губы рукавом кимоно.
— Что вы лжете. Или ваш человек лжет.
Сано почувствовал разочарование. Тюго нисколько не встревожился при упоминании свидетеля, даже не проявил интереса к его полу.
— Довольно нелепых обвинений, сёсакан-сама. Вам пора восвояси.
Капитан поднялся и направился к двери. Сложив ладони рупором, позвал помощников, голос вполне мог перекрыть шум сражения. Внезапно около Сано выросли два человека. Они подхватили и вытащили сёсакана из здания на двор.
— Пустите меня! — потребовал Сано.
На какой-то момент ему удалось стряхнуть охранников, но тем на помощь пришли другие. Сано взвалили на плечи, пронесли через двор и положили животом на коня. Кто-то шлепнул по крупу. Сано едва успел усесться в седле. Животное понеслось во весь опор. Охранники проводили незадачливого сыщика громкими насмешками, гиканьем и хохотом.
Дымясь от гнева, Сано утешал себя мыслями о мести. Не пройдет и четырех дней, как он увидит Тюго арестованным, осужденным и казненным за убийства. Характер, мастерское владение мечом и знание военных обрядов прошлого — все опровергало алиби капитана. Сано повернул коня к правительственной части замка. Времени на мечты об отмщении не было. Если он не поторопится, то опоздает на смотрины. По пути он остановил замкового посыльного и достал из-за пояса письмо, которое написал в писчебумажном магазине в Суруге. Сано детально изложил свои планы на сегодняшний вечер. В письме было и то, что, надеялся он, окажется ненужным, но пока представлялось крайне важным, оно могло исключить допрос Янагисавы. Сано передал письмо посыльному, приложив щедрое вознаграждение, чтобы гарантировать быструю доставку:
— Срочно досину Хирате в полицейское управление.
Затем Сано поспешил домой готовиться к смотринам.
Глава 22
Храм Каннэй располагался в холмистом сельском районе Уэно к северу от замка и был одним из самых популярных мест в Эдо. Каждую весну многочисленные горожане собирались здесь, чтобы полюбоваться цветением вишни и подумать о скоротечности жизни, ярким символом которой были нежные цветки. Под бледно-голубым небом деревья казались скоплением розовых облаков. Лепестки сыпались, как снег, ветер уносил их в сторону серебряной глади пруда Синобадзу, окаймленного соснами.
