— Если бы ты был со мной сегодня вечером, то, быть может, лежал бы здесь вместо меня, — сказал Сано. — Это расследование очень опасно. Я не хочу впутывать тебя в это дело. — Он помедлил и признался в эгоистической причине, которая была для него не менее важна, чем безопасность Хираты. — Я не перенесу твоей смерти или бесчестья.
Склоненное над Сано лицо Хираты выражало тревожную неуверенность, хотя рука все так же спокойно лежала на плече раненого.
— Я… пожалуйста, поймите… но… я должен…
Пока Хирата краснел и заикался, Сано ждал, надеясь услышать, почему он так упрямо отказывается подчиняться. Но Хирата не собирался исповедоваться. В конце концов он тряхнул головой:
— Мой долг противостоять опасности вместе с вами или умереть за вас. Если нет, это станет бесчестьем для меня. Мне все равно придется умереть. Детектив, не занимающийся своей работой, бесполезен. — Он явно собирался сказать не это, но, несомненно, говорил то, что думал. — Самурай, который не служит и не защищает, — вовсе не самурай.
Сано сдержал тяжелый вздох. Здесь, в Нагасаки, проявились все недомолвки прошлого года, которые прежде удавалось утаивать. Он не хотел лишать другого самурая права следовать бусидо, но на карте стояло его положение господина: Сано не мог отступить, не потеряв лица. Однако, не предложив компромисса, он навсегда испортит отношения с Хиратой, даже если они переживут это расследование. Надежный Хирата не покинет его, но будет служить без энтузиазма, который делает его ценным помощником.
— Завтра проверь, где находился настоятель Лю Юнь в ночь убийства Спаена. — Сано рассказал о своей беседе с китайцем. — И еще сегодня вечером выясни, есть ли у него или было ли когда-нибудь огнестрельное оружие. — Он сделал паузу, а потом заговорил с легким нажимом: — И даже не думай о том, чтобы отправиться на Дэсиму. Если я тебя там поймаю, ты покинешь Нагасаки.
— Да, сёсакан-сама. — Горечь отразилась и в голосе, и на лице Хираты: он понял, что Сано задумал прикрыть его, доверив ему подозреваемого, который не был ни голландцем, ни японцем.
Старый Сазан вернулся, сменил лук на ране Сано и одобрительно кивнул:
— Будет заживать великолепно. — Он начал бинтовать раненое плечо полосками хлопчатобумажной ткани. — Вам лучше?
— Да, спасибо тебе, все хорошо, — ответил Сано.
И это радовало. Но теперь он должен сообщить губернатору Нагаи о военной угрозе со стороны голландцев. А завтра поспешить и раскрыть убийство вовремя и тем самым спасти город и себя самого, а также не позволить, чтобы натянутые отношения между ним и Хиратой стали постоянными.
Глава 15
Ночь перевалила за час свиньи, и квартал удовольствий сверкал своим обычным весельем. Вечеринки проводили на балконах и террасах; музыка и смех доносились из дверей и окон. По освещенным фонарями улицам фланировали самураи, простолюдины и торговцы, рассматривая клетки на окнах, откуда роскошно одетые женщины, флиртуя, делали им призывные жесты. Возбужденные любители спиртного заполняли каждое питейное заведение.
Как и в других борделях, в «Половинке луны» шумно гуляли проститутки и их клиенты. До крошечной комнатки в задней части второго этажа, где жила Пеон, долетала музыка. Она, заламывая руки, расхаживала у открытого окна. Запахи спиртного, еды и мочи залетали в комнату вместе с ветерком, охлаждавшим пылающие щеки женщины. Свет лампы на низком столике отбрасывал на голые стены ее мечущуюся тень. Пеон молилась: пусть посетитель придет до того, как Минами заметит, что она не прислуживает на вечеринке, и пошлет кого-нибудь за ней.
Пеон целый день не покладая рук работала по дому в надежде, что он в награду за послушание не пошлет ее в арабское поселение. Удача сопутствовала ей: заболели две служанки, и Минами оставил Пеон в доме работать за них. Но если она не обретет сегодня ночью свободы, ей придется долго страдать в ожидании следующего шанса. Сёсакан-сама сёгуна может узнать правду о Дэсиме и убийстве Спаена-сан, прежде чем она сама извлечет выгоду из улик, которыми располагает.
Услышав донесшийся с улицы звук, Пеон настороженно остановилась. Прижав лицо к оконным решеткам, она посмотрела в переулок. Женщина оставила заднюю дверь открытой и зажгла там лампу для посетителя. У нее забилось сердце, когда кто-то появился в тусклом пятне света. Человек в плаще с капюшоном, кашляет — этот звук она и услышала. Остановился перед дверью. Осмотрелся, нет ли кого поблизости. Поднимает полы одежды, мочится на стену…
…и уходит прочь.
Вцепившись в планки решетки, Пеон опустилась на колени и закрыла глаза. Быть может, он не получил ее послания? Может, не смог собрать денег? Разочарование охватило ее. Поднявшись, Пеон еще раз посмотрела в окно.
Переулок оставался пустынным, его оживлял лишь шум, доносившийся с улиц за ним. Пеон тяжело прошла к шкафу, где она и две ее соседки по комнате хранили свои пожитки. Пеон хотела чем-то себя занять, чтобы перенести жуткое ожидание. Среди постельного белья, одежды и безделушек она нашла гребень и зеркало. Немного поколебавшись, Пеон вынула лаковую шкатулку со своим сокровищем. Она предполагала держать его в тайнике, пока не получит деньги, но ей нужно было укрепиться в надежде, которую оно символизировало. Опустившись на колени, Пеон поставила шкатулку на столик возле лампы и распустила волосы. Мерцающая волна обрушилась ей на плечи. Держа зеркало перед собой, она начала расчесывать волосы. Ритмичные движения и приятное ощущение тяжести собственных волос подняли ей настроение. Пеон представляла свое будущее, и ее некрасивое отражение в мутном стекле зеркала улыбалось.
Она видела, как с деньгами в руках приходит в приемные покои. Толпа удивленно шушукается; Минами хмурится и говорит: «Ты где была, Пеон? Гости хотят, чтобы ты станцевала „Поднимающуюся реку“».
Пеон отвечает: «Я больше никогда не буду танцевать ни для вас, ни для кого другого». Потом она бросает деньги в лицо Минами и выходит.
Она представила, как покупает дом, нанимает служанку; едет в паланкине через торговый квартал, делает покупки.
— Мне это, это и это, — говорит Пеон служащим, выбрав самые лучшие украшения для волос, одежду, еду и домашнюю утварь. Тратя деньги, она обретет силу, которую получала от воровства. Но Пеон знала, что одного богатства мало. Еще ей нужно общение такого рода, от которого она получала удовольствие со Спаеном-сан.
Новая спальня Пеон будет обставлена лаковыми сундуками и столиками, украшена позолоченными стенными панелями, расписными ширмами. Утопая в шелковых подушках, в красном парчовом кимоно, она увидит, как в комнату входит скромный молодой человек.
— Добро пожаловать, — промурлыкает она.
Юноша, выбранный не только за свою красоту, но и за бедность и покладистый характер, будет с трепетом осматривать окружающую роскошь.
— Это честь для меня, госпожа, — скажет он, опускаясь на колени и кланяясь, словно Пеон самая прекрасная в мире женщина.
