Сано вспомнил, что ответил ему командир Кусиды на вопрос о характере лейтенанта: «Он тихий серьезный человек… непохоже, что у него есть друзья или интересы помимо работы и боевых искусств. Другим стражникам в нем не нравится дух превосходства. До настоящего времени Кусида сторонился наложниц, и все даже считали, что он вообще не интересуется женщинами. Он получил назначение в двадцать пять лет, когда его отец ушел в отставку. Нас несколько смущало, что столь молодой человек будет свободно перемещаться в Больших Внутренних Покоях, — обычно мы выбираем мужчин не первой молодости. Но Кусида продержался десять лет — дольше, чем многие другие, не устоявшие перед чарами местных дам».
— Я никогда не позволял себе увлекаться женщинами. Но Харумэ была так красива, у нее были такие живые, очаровательные манеры. — Взгляд Кусиды потеплел. — Сначала я стремился просто увидеть ее. Слушал, как она разговаривает с другими женщинами, музицирует. Когда она покидала замок, я старался попасть в состав ее военного эскорта. Все, что угодно, — только бы быть с ней рядом. — Кусида говорил это скорее для себя, чем для Сано. — Но вскоре мне захотелось большего. — Его голос зазвенел. — Я искал повода, чтобы заговорить с Харумэ. Она была со мной обходительна, но я не чувствовал удовлетворения. Мне хотелось увидеть ее обнаженной. — В глазах Кусиды, устремленных на Сано, загорелся сладострастный огонек. — И тогда я начал подглядывать за ней. Стоял возле ее комнаты, когда она раздевалась, и смотрел, как ее тень движется на бумажной стене. Однажды она случайно оставила приоткрытой дверь в ванную комнату. И я увидел ее плечи, и ноги, и грудь. — В охрипшем голосе лейтенанта зазвучало благоговение, на лице появилась улыбка. — Эта картинка заставила меня забыть об осторожности.
Случайно ли Харумэ не закрыла дверь или так же играла с Кусидой, как описала в дневнике? Чтобы составить полное впечатление о ее личности, надо узнать о ней как можно больше. Уродливое лицо Кусиды исказила гримаса страсти, и Сано почувствовал, как его сердце взволнованно забилось. Такие чувства могли привести к убийству.
— Итак, вы попытались привлечь внимание госпожи Харумэ? — напомнил Сано.
Лейтенант помрачнел, словно разозлившись на себя за то, что не сдержался. Подавшись вперед, он сложил руки на коленях и уставился в землю.
— Я послал Харумэ письмо, в котором написал, как восхищаюсь ею. Но она не ответила и стала меня сторониться. Я испугался, что рассердил ее, поэтому написал второе письмо, с извинениями, и умолял разрешить мне стать ее другом. — Голос Кусиды зазвучал глухо, пальцы впились в предплечья. — Что ж, она не ответила и на это письмо. Больше я ее не видел, она перестала со мной разговаривать.
Я был в таком отчаянии, что позабыл о дисциплине и мудрости. Я снова написал ей письмо, где говорил о своей любви. Я умолял ее бежать со мной, чтобы провести ночь как муж и жена, потом вместе умереть и навечно соединиться в раю. Я ждал ее ответа… пять томительных дней! Я думал, что сойду с ума. — С уст Кусиды сорвался резкий смешок. — Затем, патрулируя коридор, я случайно столкнулся с Харумэ. Схватил ее за плечи и спросил, почему она не отвечает на мои письма. Она закричала, чтобы я ее отпустил. Мне было все равно, увидят ли нас. Я сказал, что люблю ее, хочу ее и не могу жить без нее. Потом…
Кусида, охваченный отчаянием, опустил голову на руки.
— Она сказала, что по ее поведению я должен был догадаться, что она не разделяет моих чувств. Она потребовала оставить ее в покое. — Лейтенант поднял голову, на его лице застыла страдальческая маска. — После всех моих мечтаний она отвергла меня! Я пришел в такую ярость, что у меня потемнело в глазах. Ради этой неблагодарной шлюхи я забыл дисциплину, поставил под угрозу положение и честь!
Я начал трясти ее, повторяя: «Я убью тебя! Убью!» — но она вырвалась и убежала. Мне кое-как удалось взять себя в руки и продолжить несение службы. Потом мой командир сказал, что Харумэ доложила о происшествии. Меня прогнали. Больше я ее не видел. — Кусида перевел дух и посмотрел на оживленную улицу. — Вот и весь рассказ.
«Весь ли?» — подумал Сано. Запретная любовь, лелеемая восемь месяцев, не может умереть после официального наказания. Лишенная надежд, она способна переродиться в столь же сильную ненависть.
— Сколько времени прошло после той встречи с госпожой Харумэ до вашего изгнания из замка Эдо? — спросил Сано.
— Два дня. Достаточно, чтобы госпожа Шизуру узнала о жалобах Харумэ и донесла моему начальству.
И довольно, чтобы лейтенант Кусида отомстил отвергнувшей его женщине.
— Вы когда-нибудь видели это? — Сано достал из кошеля флакон с тушью — уже пустой и вымытый — и передал его Кусиде.
— Я слышал, что ее убили таким образом. Значит, это он и есть? — Лейтенант Кусида сжал флакон в ладонях, склонив голову, чтобы Сано не видел его лица, и погладил позолоченный иероглиф Харумэ. Потом он вернул флакон Сано, недовольно скривившись. — Я знаю, вы думаете, что я убил Харумэ. Разве вы не поняли, что произошло между нами? Она презирала меня. Никогда бы не сделала для меня татуировку. И никогда прежде я не видел этого флакона. — Затем он с горечью добавил: — Харумэ никогда не показывала мне подарки от любовников.
«Не лжет ли Кусида?» — подумал Сано. А что, если на самом деле она благосклонно отнеслась к его заигрываниям и они стали любовниками? Несмотря на пренебрежительные отзывы, одинокая, скучающая наложница вполне могла ответить взаимностью непривлекательному ухажеру, если не было выбора. Возможно, она согласилась сделать татуировку в качестве доказательства своей любви к Кусиде, и тот принес тушь. А потом, испугавшись огласки и наказания, она порвала с ним и донесла на него в надежде спастись самой. Но Сано предстояло еще встретиться с правителем провинции Тоса, о котором, как он полагал, Харумэ написала в дневнике. К тому же последнее замечание лейтенанта давало еще одну ниточку.
— Значит, вызнали, что у Харумэ был любовник? — спросил Сано.
— Просто сейчас я думаю, что должен был быть, судя по тому, как она умерла. — Поднявшись, Кусида облокотился на ограждение веранды, и Сано не видел его лица. — Откуда мне знать об этом? Она не поверяла мне свои тайны.
— Но вы следили за ней, подглядывали, подслушивали разговоры, — сказал Сано, вставая рядом с Кусидой. — Вы могли догадаться, что происходит. Вы ревновали ее к другому мужчине? Видели их вместе, когда сопровождали ее на выездах из замка? Это вы отравили тушь, которую он подарил ей?
— Я не убивал ее! — Кусида схватил копье и угрожающе потряс им. — Я не знал о туши. Правила позволяют охранникам входить в комнаты наложниц только в случае крайней необходимости и с сопровождающими лицами. — Кусида подчеркивал свои слова, тыча острием копья в лицо Сано. — Я не убивал Харумэ. Я любил ее. И никогда не смог бы обидеть. Я и сейчас люблю. Будь она жива, возможно, когда-нибудь и полюбила бы меня. У меня не было причины желать ее смерти.
— Если не считать того, что с ее смертью с вас сняли обвинения и восстановили в должности, — напомнил Сано.
