Молодой Кусида страстно хотел стать великим бойцом на копьях, поэтому с готовностью следовал наставлениям Сайго. В двенадцать лет он нашел в кабинете отца книжку сюнга. На титульном листе была изображена обнаженная красотка, которая занималась любовью с самураем. Кусиду охватило темное, незнакомое дотоле возбуждение. Он непроизвольно сунул руку под кимоно и начал делать то, чему его никто не учил. Возбуждение выплеснулось ослепляющим наслаждением, за которым последовал мучительный стыд. Он потакал своим желаниям, забыв предостережения Сайго, пожертвовал дисциплиной ради удовольствия.
Когда он исповедался в неправильном поведении, сэнсэй в наказание заставил его делать дополнительные упражнения и медитировать. Сначала Кусида часто уступал соблазну, но в итоге преодолел дурную привычку. Он полностью погрузился в нагината-дзюцу, добился значительных результатов, но остался холостяком. Даже работая рядом с женщинами сёгуна, он мог месяцами не помышлять о них.
Потом в замке Эдо появилась госпожа Харумэ.
В тот день он был на дежурстве. Когда госпожа Шизуру представляла ее Кусиде, того словно громом поразило. Своим красивым лицом и роскошной фигурой она напоминала ту девушку с картинки сюнга, которая вызвала его первый пик наслаждения. Дремавшее желание вспыхнуло с новой силой, и эта страсть была обращена на госпожу Харумэ, которая ее разбудила.
Потеряв голову от вожделения, Кусида не почувствовал опасности. Он решил, что никакого вреда не будет, если просто смотреть на женщину. И начал подсматривать за Харумэ. Вскоре он забросил боевые искусства. Ночами занимался самоудовлетворением, мечтая о ней. Он осознал, как одинока жизнь, полностью посвященная бусидо. Для истинной полноты жизни рядом должна быть женщина, понял Кусидо.
Собрав всю смелость, он написал госпоже Харумэ о своих чувствах. Она начала избегать стражника, и тогда Кусида убедил себя, что госпожа Харумэ просто стесняется или боится. Он готов был положить к ее ногам свое сердце, не принадлежавшее еще ни одной женщине, и тело, не знавшее любовных утех. Разве могла она отвергнуть такой дар? И он решил рассказать ей о своей любви. Но госпожа Харумэ оттолкнула его. Ее слова все еще саднили в душе Кусиды, как глубокие царапины.
«Почему вы надоедаете мне? Когда я не ответила на ваши дурацкие письма, следовало понять, что я не желаю иметь с вами ничего общего. — Красивое лицо Харумэ передернулось от отвращения. — Видимо, вы так же глупы, как и уродливы. Вы хотите, чтобы я убежала с вами? Умерла в ваших объятиях, чтобы провести с вами вечность? — Харумэ рассмеялась. — Да вы недостойны даже дышать со мной одним воздухом! Идите прочь и оставьте меня в покое. Я больше не желаю вас видеть!»
Униженный и разъяренный, Кусида не только тряс Харумэ и пригрозил ее убить, как он сказал сёсакану-саме. Завернув ей руку за спину и зажав ладонью рот, когда она попыталась позвать на помощь, он затащил ее в пустовавшую комнату. Там он сорвал с нее кимоно и повалил на пол. Он действительно собирался убить ее, но сначала хотел овладеть ею.
Харумэ сопротивлялась. Она укусила его за руку, а когда он ослабил хватку, пнула ногой в промежность. Он согнулся пополам, не в силах вздохнуть от боли, а Харумэ засмеялась. Ее слова пронзили его сердце, как острый нож.
«У меня уже есть любовник, — сказала она. — Я навеки принадлежу ему. И скоро сделаю татуировку, которая станет символом моей любви к нему. На этом самом теле, которого ты так домогаешься». И ушла.
Кусиде понадобилось несколько мучительных дней, чтобы осознать произошедшее. Он нарушил дисциплину, потерял самоуважение, спокойствие жизни, посвященной бусидо, ради никчемной, пустой девицы, которая не разглядела его достоинств и собирается сделать себе татуировку, как последняя шлюха! Из любви родилась ненависть. Кусида винил Харумэ в своих несчастьях и думал о мести. Он проберется к ней в комнату, когда она будет спать, и проткнет ее копьем. Он задушит ее голыми руками, насладившись ее телом. Эти жестокие фантазии возбуждали его не меньше, чем прежние мечты о любви. Но разве мог он предвидеть, что ее смерть не утолит ни его страсти, ни злой ревности? Он не ожидал, что будет жестоко казнить себя за то, что обидел Харумэ. Он пытался выкрасть дневник, боясь, что она описала в нем инцидент с нападением, но никак не предполагал, что окажется в столь печальном положении.
И тогда ему в голову пришла новая мысль. Он не хочет жить без своей любимой Харумэ, но не хочет и умирать за убийство, которое он не совершал. Позор публичной казни навеки запятнает честь его клана. Он должен каким-то образом умиротворить дух госпожи Харумэ и успокоить свою душу, восстановив доброе имя семьи.
Однако, сидя под замком, ничего не добиться. Кусида не находил себе места, все тело ломило, голова раскалывалась от боли.
— Может, сыграем в го? Это утешит душу, молодой хозяин.
«Выпусти меня отсюда!» Кусиде хотелось кричать, в ярости колотиться о стены, но он заставил себя спокойно ответить:
— Спасибо, что пришел, но как же мы будем играть в го, если ты там, а я здесь?
Ёхэй просиял.
— Две доски и два комплекта фишек. Мы будем вслух называть ходы и делать их друг за друга.
Кусиде совсем не хотелось играть, но в его голове созрел некий план.
— Хорошо, — согласился он.
Вассал принес все необходимое. Он передал через решетку лакированную коробку с плоскими круглыми черными и белыми фишками и доску из черного дерева на четырех ножках с сеткой параллельных линий, нанесенной на поверхность из слоновой кости.
— Можете начинать игру, молодой хозяин, — сказал Ёхэй. Кусида поставил черную фишку на перекрестье двух линий.
— Восемнадцать по горизонтали, шестнадцать по вертикали.
— Четыре по горизонтали, семнадцать по вертикали, — сделал ответный ход Ёхэй.
Волнение Кусиды усилилось, когда он установил на доске белую фишку. Мышцы напряглись, близость свободы заставляла быстрее бежать по жилам кровь. Он терпел медленную, нудную игру, механически выставляя фишки. Из-за двери донесся громкий храп — стражник уснул.
— Молодой хозяин, вы не следите за игрой, — упрекнул Ёхэй. — Я захватил почти все ваши фишки, а вы не взяли ни одной моей.
Кусида не хотел обманывать старого друга, но выбора не было.
— Ты ошибаешься, Ёхэй. Я выигрываю.
В окне появилось озадаченное лицо вассала, он скосил глаза, пытаясь разглядеть доску Кусиды.
— Кто-то из нас спутал ходы.
— Видимо, я, — согласился Кусида. — Не могу вникнуть в игру. — Придвинувшись к окну, он зашептал: — Давай сядем вместе, так мы никогда не перепутаем фишки.
Ёхэй покачал головой:
— Я не могу выпустить вас, молодой хозяин. Вы же знаете.
— Но ты можешь пройти сюда, ко мне. — Видя, что старик неуверенно наморщил лоб, Кусида начал его уговаривать: — Ну давай! Стражник спит, а ты уйдешь до того, как он проснется.
