— Нет-нет, со мной все в порядке.
— От имени храма Черного Лотоса приношу свои извинения за каждую неприятность, доставленную вам Истинным Благочестием, — произнес старик с любезной улыбкой. — Брат наш страдает от умственного расстройства. Едва сиделка отошла, он выбрался из лечебницы.
Второй священник сгреб монаха в охапку, и тот, вырываясь, закричал:
— Пустите! Помогите! Они меня убьют!
Рэйко совсем растерялась. Кому из них верить? Старик как будто рассуждал здраво, но и монах был очень убедителен в своем страхе.
— Он говорил, что ему грозит опасность, просил о помощи.
Священник печально покачал головой.
— Признаки душевной болезни. Опасен он сам. Наш долг — сделать так, чтобы он не навредил ни себе, ни окружающим. — Видя, что напарник распластал Истинного Благочестия на земле, старик вытащил из-под одеяния шнурки и связал визжащего, корчащегося монаха по рукам и ногам. — Он проявляет дурные наклонности в отношении женщин. Вам повезло, что мы подоспели вовремя.
— Не верьте им! — крикнул Истинное Благочестие Рэйко. — Не дайте им забрать меня! Черный Лотос творит зло! Горы рухнут, столицу поглотит пламя! Воды принесут с собой смерть, и в яд обратится воздух! Небо воспылает, а земля разверзнется! Вы должны предотвратить катастрофу!
Священник заткнул ему рот кляпом. Монаха скрутило в рвотном позыве, он стонал и пытался высвободить руки, но священники как ни в чем не бывало подняли его и сообща вынесли из ворот.
— Стойте! — Рэйко бросилась за ними. Слова Истинного Благочестия, может, и походили на бред безумца, но и бонзам — пособникам Дзюнкецу-ин и доктора Мивы, которые подозревались в убийстве и хотели помешать следствию, — нельзя доверять. Монах нужен был ей как свидетель, чей рассказ мог спасти Хару. — Я хочу убедиться, что с ним все будет в порядке.
Оказавшись на улице, члены секты затолкали монаха в паланкин и заперли дверцу.
— Мы отвезем брата Истинное Благочестие в лечебницу, где за ним будет вестись надлежащий уход, — сказал Рэйко старый священник. — Ради вашей же безопасности не пытайтесь увидеться с ним.
Они подняли паланкин за рукоятки и затрусили по переполненной народом улице к храму.
Рэйко беспомощно смотрела им вслед. Возвращаясь к своим спутникам, она задавалась вопросом, помогут ли ее расследования Хару или же навредят. Которому из противоречивых суждений, услышанных ею сегодня, она должна верить?
8
Истина ускользает от нас,
Дверями мудрости войти тяжело.
Сутра Черного Лотоса
В сумерках эдоское небо подернулось переливчато-розовым и аквамариновым. Зажглись огоньки за бумагой окон, у соседних ворот, во дворах молелен, в лодках на мерцающей черной ленте реки. Над замком Эдо взошла луна — огромная и сияющая, как большая серебряная монета, истертая по краям. За воротами усадьбы Сано, освещенными факелами, раздался перестук копыт конной стражи, доставившей паланкин Рэйко к самому особняку.
Едва его хозяйка ступила на землю, как входная дверь рывком распахнулась и появилась служанка О-хана.
— Хвала небесам, вы вернулись!
На Рэйко напала тревога. Она бросилась в дом.
— С Масахиро что-то случилось?
— Маленький господин так скучал по вас, что весь день ныл и плакал. О-аки говорит, что он отказывался от груди и ни на минуту не сомкнул глаз.
О-аки звали их кормилицу.
Рэйко поспешно скинула сандалии и бросилась в коридор. Пока она разъезжала где-то, ее любимому сыночку было голодно и плохо. Теперь и до нее долетели отголоски нескончаемого, горестного не то плача, не то воя. Рэйко ворвалась в детскую и застала там старую О-суги, нянчившую Масахиро на руках.
— Ну-ну, малыш, — приговаривала она.
Тот отбивался. Наконец О-суги заметила Рэйко.
— Смотри, Масахиро-тян, — сказала она с явным облегчением. — Вот и мама!
Завидев мать, мальчик резко умолк. Его глазенки смотрели на нее не мигая. Рэйко, увидевшая сына после долгой разлуки, засмеялась от радости, наклонилась и взяла крепыша на руки, прижалась щекой к его пушистой головке.
— Золотко мое! Как я по тебе соскучилась! — прошептала она.
Но Масахиро вдруг снова разревелся.
— Что не так?
Недоумевая, Рэйко взглянула на сына и прочла на его личике выражение крайней обиды. Она попыталась утешить его, но добилась лишь того, что малыш зарыдал пуще прежнего, то и дело срываясь на визг. При этом он изо всех сил отпихивался от нее и сучил ножками.
— Маленький господин просто устал и капризничает, — сказала О-суги. — А теперь вот довел себя до истёрики.
— Нет, это он злится на то, что я его бросила! — Перемена в сыне стала для Рэйко последней каплей, и она расплакалась, крепко стиснув орущего и корчащегося Масахиро в объятиях. — Все хорошо. Я с тобой, — бормотала она.
Ей вторили О-суги и служанки — кто прибаутками, кто увещеваниями. Раскрасневшийся Масахиро махал на всех кулачками и истошно вопил. В перерывах между его криками Рэйко услышала звук отворившейся двери и мужской говор в передней. Сано вернулся.
Встревоженный стоящим в доме плачем, он побежал по коридору. Неужели что-то стряслось с Масахиро? Сано влетел в детскую. Обнаружив сына на руках у жены, он немного успокоился, но Масахиро ревел по-прежнему, да и Рэйко выглядела заплаканной.
— В чем дело? — Сано опустился с ней рядом. — Он поранился?
Насилу удерживая извивающееся чадо, Рэйко вымученно улыбнулась и прокричала, заглушая шум:
— Нет, просто раскапризничался.
Сано заметил на ней дорожную накидку. Его страх за сына исчез, сменившись беспокойством о жене.
— Неужели ты вернулась только сейчас?
— Да.
— Ты ведь собиралась поехать в Дзодзё еще утром. Что тебя задержало? С тобой что-то случилось?
Масахиро на миг прервал истёрику. Он поднял припухшее личико в разводах слез, слюны и соплей и озадаченно воззрился на родителей, но тут же испустил оглушительный вопль и рванулся к Сано. Тот подхватил его с материнских рук и приютил на груди, взмокшего и взбудораженного.
— Я разговорила Хару, — ответила Рэйко. — После того, что она сказала, мне потребовалось еще кое-что выяснить.
От неловких укачиваний отца Масахиро опять раскричался. В конце концов Сано сдался и препоручил его нянькам, а жене сказал:
— Поговорим в другом месте.
Они перешли в гостиную. Там стоял холод — угольные жаровни не горели. Подвесные фонарики качались на сквозняке. Из детской доносилось приглушенное нытье Масахиро. Рэйко объяснила, что Хару не была знакома с жертвами и не помнит ничего о пожаре или о том, каким образом оказалась у хижины. Затем она описала ушибы и ссадины на теле девушки.