Заметив, как жестко сверкнули его глаза, Рэйко подумала, что от этого типа вполне можно было бы ожидать тройного убийства и обвинения невинной девушки. Ее передернуло.
— Выведите его за ограду, — повелела она своей охране.
Стражники схватили Кумасиро и вытолкали из сада. Налетевший ветерок всколыхнул опавшие листья и ветки, на землю упали первые капли дождя. Рэйко опустилась возле девушки и обняла ее.
— Все хорошо. Ты теперь в безопасности.
— Я так испугалась, — прошептала Хару, — что обмочила свое кимоно. — Она залилась краской стыда. — А другого у меня нет.
— Не волнуйся об этом, — сказала Рэйко. — Пойдем лучше внутрь.
По дороге к монастырю Рэйко подобрала оброненный сверток. В комнате Хару сняла с себя замаранную одежду и вымылась. Рэйко развернула бумагу и вынула кипенно-белый халат и кимоно нефритового цвета с рисунком из темно-розовых астр.
— Вот, — произнесла Рэйко, — надень.
Хару зачарованно ахнула.
— Это мне? Вы слишком щедры. Я не могу такого принять.
— Пустяки, я его больше не ношу.
По правде говоря, одежда была совсем новой. Но Рэйко была рада сделать бедняжке приятное, она также надеялась, что подарок обяжет Хару быть честной. Она помогла девушке одеться.
— Ну вот, вид просто прелестный! Теперь тебе лучше?
Хару кивнула. Ее глаза сияли от счастья. Разглаживая ткань, она сказала:
— В первый раз надеваю такую красоту. Тысяча благодарностей.
Рэйко совсем не хотелось омрачать ее радость, но пришло время для более важных дел.
— Хару-сан, — начала она, — нам надо поговорить.
Девушка опустилась рядом с Рэйко, задумчиво морща лоб.
— Это правда, что вы с Оямой были любовниками? — спросила Рэйко как можно мягче.
Хару покрутила в пальцах концы пояска.
— Нет. Я призналась только потому, что так захотел Кумасиро.
Услышанное отчасти развеяло сомнения Рэйко, зароненные священником.
— Значит, в ночь перед пожаром тебя с ним не было? Ведь ты не ходила туда, чтобы встретиться с ним?
— Не было, не ходила.
В голове Рэйко еще звучали слова Кумасиро «не верьте всему, что болтают» и мужнино «не спеши принимать сторону подозреваемого». Вслух же она спросила:
— Почему ты так уверена, если даже не помнишь того, что случилось?
Хару чуть не заплакала от обиды и растерянности, ее губы дрожали.
— Я никого не убивала! — ответила она срывающимся голосом. — Это не я подожгла дом! Я бы никогда не совершила подобного!
Рэйко понимала, как подло с ее стороны так терзать сироту, и все же спросила:
— Почему же Кумасиро заставляет тебя признаться в этом?
— Боится, что люди подумают, будто он сам убил господина Ояму, — произнесла Хару. — Они ненавидели друг друга. Почему — не знаю, но я часто видела, как они бранились. И меня он ненавидит. Хочет, чтобы у меня были неприятности, тогда мне придется уйти из общины Черного Лотоса.
Если Кумасиро с Оямой действительно враждовали, то у священника имелся мотив по меньшей мере для одного убийства. Однако в истории Хару по-прежнему кое-что не вязалось.
— Вчера ты сказала, что любишь всех в храме и они отвечают тебе тем же. Как же быть с Кумасиро?
Хару заерзала, теребя пояс. Потом пролепетала, потупившись:
— Наверное, я о нем забыла.
Это неуклюжее оправдание усилило подозрения Рэйко.
— Я говорила с настоятельницей Дзюнкецу-ин и доктором Мивой, — сказала она и передала Хару их далеко не лестную характеристику. — Они считают, что ты не годишься в монахини, и в пожаре обвиняют тебя. Скажешь, ты и о них позабыла?
Рэйко спохватилась, что в запале перешла на повышенный тон, тогда как Хару казалась подавленной.
— Они тоже все выдумали, чтобы у тебя были неприятности? — допытывалась Рэйко. — Или сказанное ими — правда?
В комнате сделалось гулко от напряжения. Дождь барабанил по крыше и капал с карнизов. Было слышно, как шумно и часто дышит Хару. Потом девушка опустила голову и пробормотала:
— Прошло столько времени… Я думала, мне удалось уравновесить свою плохую карму
[12]
.
В душу Рэйко закралось дурное предчувствие.
— Какую карму? — спросила она, насторожившись.
— Я очень плохо себя вела, когда только оказалась в приюте Черного Лотоса, — ответила Хару глухим от стыда голосом. — Их обряды меня не интересовали, а в храм я пришла только потому, что больше идти было некуда. Смерть родителей меня совсем расстроила, и я вовсю кляла свою злосчастную судьбу, ненавидела здешнюю еду и порядки. Я грубила и не слушалась старших. Мне было так одиноко, что я… в общем, я встречалась по ночам с мальчиками и позволяла себя трогать.
У Рэйко онемело лицо, словно град потрясений уничтожил в нем всякую чувствительность и оно не могло выразить даже доли ее терзаний.
— Об этом надо было рассказать вчера, когда я спрашивала тебя о жизни в храме и о тех, кто мог желать тебе зла, — сказала она. — Ты меня обманула.
— Да нет же! — воскликнула Хару. Должно быть, она перехватила недоверчивый взгляд Рэйко, так как поспешила объяснить: — То есть теперь я другая. Все мои выходки — в прошлом. Первосвященник Анраку разъяснил мне, в чем я заблуждалась. — Ее глаза лучились той же радостью, что и вчера, когда она упомянула о своем верховном наставнике. — Он учил, что я должна освободиться от мирских желаний и следовать пути Черного Лотоса — через страдание уподобиться Будде. С тех пор я исправилась. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы искупить свои прегрешения и доказать, что я могу быть хорошей монахиней.
Рэйко отчасти была готова извинить поведение Хару ее сиротством и тяжестью приспособления к монастырскому укладу жизни, была готова забыть о трудном этапе в жизни девочки. Тем не менее ее огорчило, что Хару сокрыла от нее важные сведения. Она досадовала и на себя — за то, что слишком рано отмела возможность обмана. Не то настоятельница с доктором сочли излишним упоминать о перемене к лучшему в характере Хару, не то Хару особенно и не менялась. — Простите, — произнесла девушка с дрожью в голосе. В глазах ее стояли слезы. — Я должна была все рассказать.
Уверенность Рэйко в своих силах, и до того шаткая, рушилась на глазах. Возможно, перерыв в сыскной работе сказался на беспристрастности ее суждений, и будет лучше прекратить дознание, как ни претила ей эта идея. Она резко встала и подошла к окну. Созерцая неясные очертания зданий, полускрытых дождем, Рэйко собиралась с мыслями. Прежде чем признаваться Сано в ошибке, ее следует исправить, иначе он с полным правом может запретить ей участвовать в расследовании.
