Теперь же Анраку устремил свой зловещий, почти осязаемый взгляд на нее.
— В вас я вижу болезненный разлад, — произнес он печально. — Одной частью души вы тяготеете к мужчине, другой — к девочке, которая вам не родня. Вы разрываетесь между любовью и долгом. Предпочесть одно — значит пожертвовать другим. Вас мучит страх ошибиться с выбором. Вы боитесь, что безвозвратно скомпрометировали себя.
Рэйко онемела от потрясения. Конечно, подопечные могли доложить ему, что она пытается помочь Хару, но как он мог угадать ее чувства? Прохладная шумящая рощица как будто кишела полчищами злых сил, павильон напоминал тесную клетку. Чем же объясняется прозорливость Анраку — сверхъестественным даром или слежкой? Пугало и то и другое.
— Вашему духу грозит большая опасность, если вы не преодолеете этот разлад, — сказал Анраку. — Сутры Черного Лотоса покажут вам путь к духовной целостности. Достопочтенная госпожа Рэйко, вы, как и ее высочество, должны присоединиться ко мне.
— Да-да, давайте присоединимся! — подхватила Кэйсо-ин.
— Я пришла не себя обсуждать, — резко ответила Рэйко, чтобы скрыть испуг. Чем бы ни объяснялась способность Анраку видеть людские чувства, она делала его опасным противником. — Я хотела поговорить о пожаре и убийствах. Что вам известно о них?
Анраку продолжал излучать безмятежность.
— Известно, что многое не так просто, как кажется, — ответствовал он.
— Что подсказывает ваше видение?
Священник молча улыбнулся, явно заметив подвох.
— Где были вы в ночь пожара? — спросила Рэйко.
— На чествовании одной святыни в Осаке.
Путь из Эдо в Осаку занимал не день и не два. Не успела Рэйко полюбопытствовать, есть ли свидетели его пребывания там, Анраку добавил:
— Я был и в Китае.
Рэйко спросила, совершенно сбитая с толку:
— Но ведь закон запрещает покидать пределы Японии, а если бы и разрешал, нельзя же быть в двух местах сразу!
Выражение лица Анраку пошатнуло ее доводы.
— Я не связан никакими законами — ни природными, ни человеческими. Сила, данная мне Буддой, позволяет моему духу быть в разных местах одновременно.
— Невероятно! — воскликнула Кэйсо-ин. — Вы должны непременно научить меня этому!
— А где находилось ваше тело? — спросила Рэйко.
— Лежало в опочивальне, охраняемое моими учениками.
Это по крайней мере можно было проверить, и все же Анраку вызывал у нее сомнения и страх. Неизвестно, насколько волшебными были его способности, но на людей он влиял несомненно.
По словам Хираты и министра Фугатами, его обвиняли в вымогательстве, жульничестве, похищениях и запугивании людей. Так кто же он — подлинный мистик, не ведающий о бесчинствах, творимых сектантами, или безумец, с чьей подачи они совершаются?
— Что вы можете сказать о начальнике полиции Ояме? — спросила Рэйко.
— Как последователь, он был весьма ценен и не скупился на пожертвования.
— От такого провидца, как вы, не могло ускользнуть, что он завещал вашей секте двадцать тысяч кобанов. — Рэйко думала выудить у Анраку признание в том, что убийство Оямы было ему на руку.
— Простым смертным не дано знать известного мне, — произнес священник с кроткой улыбкой, означающей для Рэйко недоказуемость его участия в деле.
Не смутившись этим, она сказала:
— В таком случае расскажите, что вам известно о сиделке Тиэ.
— У нее был дар исцелять людей и воля творить добро, — ответил Анраку.
«Должно быть, он слышал об опознании и решил, что отпираться нет смысла, — подумала Рэйко. — Хитер, ничего не скажешь: ни намека на неприязнь к убитым».
— Не знаете ли вы, случайно, чьим был погибший ребенок?
— Понятия не имею, — ответил Анраку.
Его взгляд на мгновение померк, но, прежде чем Рэйко успела подумать о причине, вновь обрел невозмутимость. Ясно было лишь то, что он ей солгал. И все же, допуская, что убийца — Анраку, не стоило забывать о его влиянии в храме.
— Я хочу разобраться, замешана Хару в преступлении или нет, — сказала Рэйко. — Что вы можете сообщить о ее характере?
Все время, пока они разговаривали, Анраку был неестественно недвижим, но сейчас немного расслабился, словно давая отдых напряженным мускулам.
— Какие бы неприятности она ни причиняла в прошлом, мое наставничество искоренило в ней дурные наклонности.
«Не то чтобы Хару это оправдывает, но, может быть, хватит, чтобы убедить Сано», — подумала Рэйко.
Кэйсо-ин беспокойно заерзала.
— Довольно разговоров об убийствах, — сказала она. — Когда меня посвятят в члены Черного Лотоса?
— Прямо сейчас, если угодно. — Единственный глаз Анраку вспыхнул алчным огнем.
Как бы Рэйко ни хотелось расспросить его об Истинном Благочестии и обвинениях против секты, прежде всего требовалось увести мать сёгуна подальше от храма.
— Может, сначала госпоже будет угодно посоветоваться со священником Рюко?
При упоминании своего духовника и любовника Кэйсо-ин задумалась и произнесла:
— Да, пожалуй.
— Тогда давайте вернемся в замок. — Рэйко надеялась, что упомянутый Рюко заподозрит в Анраку соперника за расположение повелительницы и разубедит Кэйсо-ин.
— А пока я распоряжусь послать вам знак моего благоволения, — пообещала та первосвященнику.
— Благодарю от всего сердца. — Анраку поклонился. — И жду вашего возвращения.
На прощание он смерил Рэйко надменным взглядом, словно говоря: «Противься сколько хочешь, все равно будет по-моему».
По дороге через садик к воротам Кэйсо-ин восторгалась:
— Ну разве не чудо этот Анраку? Словно Бог во плоти! И я ему нужна!
«Может, Бог, а может, шарлатан, жаждущий поживиться от славы и могущества Токугавы».
— А вдруг он опасен? — сказала Рэйко.
— Чепуха! — фыркнула Кэйсо-ин.
Подойдя к паланкину, Рэйко спросила:
— Вы не будете возражать, если я не поеду вместе с вами? Мне нужно выполнить одно поручение.
— Как хочешь, — равнодушно ответила Кэйсо-ин.
По крайней мере Анраку заставил ее забыть об увлечении женщинами. Впрочем, Рэйко по-прежнему не оставляла тревога: узнай Сано о том, чего она так счастливо избежала и во что впутала Кэйсо-ин, ей несдобровать. А когда она приказала страже нанять носилки до Синагавы, к ее страхам добавился новый: рано или поздно Сано обнаружит, что она ослушалась его приказа не участвовать в расследовании министра Фугатами.
18
Что бытие, а что небытие?
