Все так и застыли, не веря своим глазам: женщина… прерывает заседание суда! Рэйко же, никогда не выступавшая перед собранием, растерялась.
— Что такое? — Судя по ледяным нотам в голосе судьи, только очень веская причина могла оправдать подобную вольность.
Увидев, с каким ужасом смотрит на нее Сано, Рэйко поняла, что вот-вот уничтожит последнюю надежду на примирение. Муж будет вправе расторгнуть их брак и забрать сына. Ее боевой дух почти иссяк, но тут она представила, что будет, если все пустить на самотек. Хару казнят, Черный Лотос продолжит кровопролитие, а Сано обвинят в том, что он, изменив долгу, не сумел защитить народ. Сёгун приговорит его к казни — по обыкновению, вместе с семьей и ближайшими соратниками. Не выступи она сейчас — все пропало, всему конец.
Рэйко собралась с силами и сказала:
— Я хотела бы выступить в защиту обвиняемой. Избитое лицо Хару тут же озарилось радостью, словно в предчувствии избавления.
— Господин судья, неприглашенные свидетели не предусмотрены уставом, — поспешил вставить Сано. Судя по всему, он считал, что судья готов разрешить дело в его пользу.
Уэда, однако, обратился к Рэйко отстраненно-вежливым тоном:
— Что вы можете добавить к вышесказанному?
— Я… У меня есть улики, доказывающие, что преступления совершили другие лица, — сказала она с запинкой, робея от нацеленных на нее взглядов.
Сано опустил этот факт, поскольку закон не обязывает признать его. Рэйко затаила дыхание, не зная, надеяться или бояться. Учтет ли отец ее показания или отбросит?
— Поклепы на других людей уликами не являются и к делу не относятся, — возразил Сано.
Лицо судьи на мгновение помрачнело: ему совсем не хотелось выбирать между зятем и дочерью, тем более в открытом противостоянии. Наконец он произнес:
— Поскольку речь идет о жизни подсудимой, я дарую госпоже Рэйко право голоса.
Ликуя, что его милосердие возобладало над протестами Сано, Рэйко встала и направилась к судейскому помосту. Проходя мимо Хираты, она перехватила его взгляд, исполненный неподдельного страха. Хару, напротив, одарила ее благодарной улыбкой, когда она села сбоку от сирасу. Глаза же Сано будто бы говорили: «Прошу, не делай этого! Положись на меня — и скоро поймешь все сама».
Но Рэйко не вняла просьбе. Срывающимся от волнения голосом она описала свое впечатление от Хару как от девушки «трудной», но безобидной. Она черпала стойкость из осознания собственной правоты и неистребимой веры в то, что Хару в конечном итоге оправдают. Потом Рэйко поведала об упорных попытках настоятельницы Дзюнкецу-ин, доктора Мивы и Кумасиро свалить вину на Хару и воспрепятствовать опросу храмовой общины. Она также упомянула о встрече с Истинным Благочестием и передала его рассказ о пытках, рабском труде и убийствах, практикуемых сектантами.
Зал взволнованно загудел. Судья Уэда, не дрогнув, все выслушал, в то время как Сано не сводил глаз с Хару. Она вдруг изменилась в лице, а Рэйко, взглянув на нее, растерялась. Могло показаться, что Хару вот-вот начнет оправдывать Черный Лотос, словно не чувствуя собственной выгоды.
Собравшись с мыслями, Рэйко описала убийство министра Фугатами и его жены, избиение Хару в тюрьме и засаду, в которую они угодили по дороге домой.
— Господин судья, это лишь несколько примеров, каким образом Черный Лотос расправляется с врагами, — подытожила она на одном дыхании. — Министр собирался запретить секту и поплатился жизнью, я и сёсакан-сама распутывали ее темные дела и чуть не погибли, Хару отказалась признать свою вину — над ней жестоко надругались. — Голос Рэйко звенел убеждением, которого она не разделяла. — Не Хару, а сектанты совершили поджог и убийства, которые позже приписали ей.
Повисла недолгая пауза. Затем судья Уэда объявил:
— Ваши замечания учтены. Теперь позволим сёсакан-саме их опровергнуть.
У Рэйко защемило сердце при мысли, что Сано может погубить все ее труды.
— Госпожа Рэйко изобразила тебя невинной жертвой, очерненной и преданной главами Черного Лотоса, — тихо сказал он Хару. — Но я нашел еще кое-кого, кто знаком с тобой не понаслышке.
Хару смотрела испуганно и недоумевающе.
Сано обратился к судье:
— Со мной двое свидетелей, которых я не мог вызвать раньше ввиду щекотливости ситуации. Теперь же прошу позволить мне допросить их.
Рэйко встревожилась. Кто эти свидетели? Что за игру ведет Сано?
— Позволяю, — ответил Уэда.
Сано кивнул Хирате. Тот вышел за дверь и вскоре вернулся с четой средних лет, одетой в неброские кимоно простолюдинов. Они жались друг к другу, печальные и сосредоточенные.
— Представляю суду родителей Хару, — объявил Сано.
— Мама! Папа! — радостно вскричала та. Ее страха и робости как не бывало. Хару привстала на коленях, подалась навстречу. — Как я соскучилась! Уж вы-то спасете меня!
Рэйко, однако же, догадалась, зачем Сано привел их. В бессильной тревоге смотрела она, как Хирата провел пару к помосту. Не глядя на Хару, они опустились перед судьей на колени и поклонились. Мать тихо заплакала, отец опустил голову.
— Что с тобой, мама? — смешалась Хару. — Разве вы не рады меня видеть?
— Спасибо, что согласились помочь, — сказал Сано.
По его тону было ясно, что он сопереживает несчастным родителям, вынужденным свидетельствовать против собственной дочери. Отвечая на его тактичные вопросы, мать и отец рассказали о замужестве Хару и ее недомолвках по поводу первого пожара.
— Зачем вы так говорите? — встряла Хару, чья бурная радость сменилась обидой. — Я же сказала, что ничего не поджигала. Почему вы настраиваете всех против меня?
Отец окинул ее печальным взглядом.
— Мы были не правы, скрывая от всех твое прошлое. Пришла пора все открыть.
— А тебе пора взглянуть правде в глаза, — сказала мать, поднимая к ней заплаканное лицо. — Покайся, смой с души скверну.
— Я не делала ничего плохого. — Хару снова залилась слезами. — Вы меня никогда не любили. Как я ни старалась, вам вечно было не угодить. По вашей вине я попала в беду!
Сначала Сано молча наблюдал. Рэйко тяготилась избранной им тактикой, выставляющей Хару в дурном свете. Наверное, он решил, что упреки родителей заденут ее за живое, но потом не вытерпел:
— Твоих родителей не обвиняют в поджигательстве и убийствах. Так что вина целиком твоя.
— Они заставили меня выйти за того ужасного старика! Я сто раз говорила, как он со мной обращается, умоляла забрать к себе в дом, а они и слушать не хотели. — Хару всхлипывала все громче и корчилась, пытаясь ослабить веревки. — Вам было плевать на мои мучения! — закричала она родителям. Те сжались, как от пощечины. — Старый хрыч давал деньги, и больше вас ничего не волновало. Мне пришлось защищаться самой!
