— Возможно, это одна из знакомых Оямы, — предположил доктор. — В конце концов, их обнаружили вместе. Может, члены семьи начальника ее опознают.
— В таком состоянии?
Пристально разглядывая тело, доктор Ито сказал:
— Она была среднего роста и телосложения.
Вооружившись узкой металлической лопаткой, он осмотрел рот погибшей за обожженными губами, приоткрытыми в жуткой гримасе.
— Не хватает двух коренных справа и одного слева. Прочие зубы в хорошем состоянии, с острыми кромками. Кожа, там, где она уцелела, гладкая и чистая. По моему мнению, лет покойной около тридцати. — Указав на ноги, Ито добавил: — Подошвы загрубевшие, в трещинах частицы грязи, ногти стерты — все это говорит о привычке ходить босиком. Стало быть, она из простонародья.
— Удивительно, как вам удается извлечь столько сведений при подобных обстоятельствах, — восхитился Сано. — Теперь у меня есть описание жертвы.
— Которое, впрочем, подойдет тысяче женщин, — сказал доктор Ито. — Быть может, ее одежда расскажет нам больше.
Той же лопаточкой он освободил лоскуток, прилипший к животу покойницы, и расправил его, чтобы оценить ткань и окрас: темно-синий, с набивным узором в виде белых ветвей бамбука.
— Дешевое хлопковое кимоно вроде тех, что продают по всему городу. Сотни батрачек носят такие же.
— Да, зато теперь нам известно, что убили не монахиню, в противном случае на ней было бы холщовое одеяние, — заметил Сано.
— Может, она не числилась в храме, потому никто и не узнал ее?
Доктор Ито сунул инструмент под тряпицу.
— Здесь что-то есть.
Сано услышал, как лопатка звякнула обо что-то твердое, после чего на стол выкатилась какая-то вещица. На поверку это оказалась бусина размером с вишню, вырезанная из молочно-белого нефрита, которой рука мастера придала форму спящего оленя. Сквозь отверстие в статуэтке был продернут обрывок веревки.
— Это одзимэ, — сказал Сано, узнав в бусине особую застежку. Ею затягивали шнуры кисетов или коробочек, подвешиваемых к поясу.
— Похоже, она носила ее на талии, — сказал доктор Ито. — Вероятно, в качестве амулета.
— Вещица штучная, а такие стоят недешево, — заметил Сано. — Надеюсь, по ней удастся опознать женщину.
Мура вымыл одзимэ и обернул чистым лоскутком. Сано убрал ее в кожаный кошель на боку и проследовал за доктором к третьему телу, крошечной скорбной фигурке под белым саваном.
— Неужели и ребенок был убит до пожара? — спросил он.
Доктор Ито печально кивнул. Когда Мура убрал покрывало, Сано ощутил то же, что и вчера, в храме Черного Лотоса. Он попросту не мог смотреть на мертвое дитя — ни тогда, ни сейчас. Сано резко отвернулся, однако воображение уже нарисовало ему черное сморщенное тельце, жуткую маску с разинутым ртом и пустыми глазницами. Сердце пустилось вскачь, желудок скрутило. Он стал судорожно вдыхать воздух, смешанный с запахом гари и обгорелой плоти. Потом Сано повело, и он потерял сознание. Первый раз в своей практике он расследовал гибель ребенка, а отцовство уже не давало отстраненно взирать на происходящее.
Очнулся Сано на плече у доктора Ито, волокущего его из покойницкой. Свежий воздух тюремного двора вернул ему силы, и он устыдился своей внезапной слабости.
— Извините. Все, я уже отдышался…
Он направился было обратно в морг, но доктор мягко удержал его.
— Вам не обязательно видеть останки. Я изложу основное из того, что нашел, и довольно. — Дав Сано окончательно прийти в себя, доктор Ито продолжил: — Итак, у нас труп ребенка мужского пола. На необожженной части спины следы новых и старых ушибов. Шея сломана, скорее всего удавкой. Лет ему, по моим подсчетам, около двух, хотя, возможно, и больше — мальчик был сильно истощен, вероятно, имелась задержка роста. Думаю, ребенок голодал и терпел побои еще задолго до убийства.
Сано вообще презирал издевательства над людьми, а с рождением Масахиро мысль об истязании детей стала казаться ему особенно чудовищной. Из трех убийств именно это взволновало его больше всего.
— Все сироты как будто на месте, — произнес он. — Вы не нашли каких-нибудь меток, чтобы установить, чей это мальчик или откуда?
Доктор Ито покачал головой.
— Раз его тело лежало рядом с женским, разумно предположить, что это мать с сыном. Впрочем, выводы могут быть ошибочны. — Помолчав немного, он добавил: — К несчастью, среди эдоской бедноты полно таких заморенных, избиваемых детей, один из которых мог погибнуть при сомнительных обстоятельствах. Боюсь, вам придется задействовать другие способы для опознания этих двух жертв.
— Уже задействовали. — Перед отъездом Сано отдал Хирате соответствующие распоряжения. — Пока что я отправлюсь в дом Оямы — опросить его домочадцев и челядь.
Простившись с доктором, Сано покинул тюрьму. Сев на коня, он влился в уличную толчею и двинулся в центр города, больше обычного проникаясь предстоящей работой. Год за годом он посвящал себя поиску правды и служению справедливости, что считал не менее благородным, чем самурайские долг, отвага и верность. Теперь у него, как отца, появился еще один повод раскрыть это дело. Смерть мальчика должна быть отомщена. Если Хару виновна в убийствах и поджигательстве, он проследит, чтобы она заплатила за них своей жизнью.
4
Я сделаю этот мир чистым,
Без скверн и пороков.
Земля его будет из золота,
Перевитая серебряными тропами,
С деревьями, плодоносящими нефритом и яшмой.
Сутра Черного Лотоса
Чтобы выяснить, виновна Хару или нет, Рэйко решила сначала разузнать, что все-таки произошло с девушкой накануне пожара. Откуда взялись ее ссадины, и как она очутилась возле хижины. Кто выгадает, если ответственность за пожар и убийства падет на нее. Разгадка, несомненно, скрывалась где-то внутри храма Черного Лотоса.
Покинув владения Дзодзё, Рэйко и ее свита проследовали на запад. Паланкин двигался медленно — узкие улочки между стен дочерних храмов были наводнены служителями и паломниками. Мысли Рэйко вновь обратились к сыну. Как-то он там? Несмотря на тревогу о мальчике, Рэйко и не думала отступать, ведь она обещала помочь Хару, чья жизнь могла зависеть от ее поддержки.
У ворот храма Черного Лотоса Рэйко выбралась из паланкина и вошла во двор, оставив провожатых снаружи. У нее возникло предчувствие, что Сано не будет в восторге от ее самоуправства. Посему она решила воздержаться от бесед с местными чинами, чтобы не мешать основному расследованию, и разыскать вместо этого храмовых завсегдатаек, хорошо знающих Хару. Как-никак ее главным козырем в сыскном деле было умение находить общий язык с женщинами, которых люди Сано могли напугать.
Рэйко стояла в воротах и набиралась впечатлений. По виду это храмовое подворье во многом походило на другие: по центру — мощеная дорожка, по обе стороны которой стояли павильоны-молельни, реликварии, хранилище сутр, фонтан, рама с колоколом и прочие строения, возведенные в традиционной буддийской манере. Фронтоны крыш, резные двери и высокий арочный проход с двойным сводом, ведущий к главному залу в конце дорожки, украшали черные с золотом стилизованные лотосы. Предполуденное солнце освещало серые черепичные крыши и красную пагоду. Единственным, что отличало этот храм от прочих, виденных Рэйко, было обилие зелени вокруг.
