— А по-моему, — сказала Хару, резко подавшись к ней, — ты просто морочишь мне голову!
Рэйко силилась вырваться, уклониться от лезвия, но Кумасиро ее обездвижил. Она вновь ощутила, как смертельный ужас леденит кровь.
— Мне ведь не надо ее слушать, да? — обратилась Хару к Анраку.
— Разумеется, дитя мое. Просто убей ее, и она перестанет тебя смущать.
— Он хотел убедиться, что тебя обвинят в смерти Оямы. — Рэйко старалась не обращать внимания на отчаяние. — И в других преступлениях, которых ты не совершала.
Взгляд Хару снова стал озадаченным. Видя это, Рэйко поспешила продолжить:
— Вспомни сиделку Тиэ и ее мальчика. Разве ты их убила? На суде этот главный пробел в умопостроениях Сано — отсутствие у Хару мотива для двух других убийств — так и не был восполнен. Рэйко ни секунды не верила в то, что Хару убила женщину и ребенка, даже сейчас, несмотря на разочарование в ней.
Хару кивнула с потаенной тревогой во взгляде.
— Если ты их не убивала, значит, это сделал кто-то другой.
Подозрительно щурясь, девушка оглядела находящихся в комнате.
— Кто-то подставил тебя, — продолжала Рэйко, чувствуя, как напрягся Кумасиро. — Кто-то хотел отправить тебя на костер, в то время как он — или она — смогут жить как ни в чем не бывало.
Восемь бонз выдержали взгляд, но доктор и настоятельница отвели глаза и словно ощетинились. Наконец Хару посмотрела на Анраку, чье лицо сделалось напряженно-зловещим.
— Именно так, — произнесла Рэйко. — Пусть не он убивал, а другие по его повелению — все равно их смерть на его совести. Он и тебе готовил такую же участь.
Хару замотала головой, однако отрицание вышло неубедительным — Рэйко поймала ее потрясенный взгляд.
— Скажете, нет? — обратилась она к Анраку.
Тот промолчал. Рэйко поняла, что затея загнать первосвященника в угол ей удалась. Анраку предстояло либо покаяться и тем самым ослабить влияние на Хару, либо признать, что не все в Черном Лотосе ему подвластно. Как ни претило проигрывать, позволить выставить себя шарлатаном он тоже не мог. Глаз Анраку недобро сверкнул.
— Вот кто расскажет нам о событиях перед пожаром, — указал первосвященник на Дзюнкецу-ин.
— Я?! — Оказавшись в центре внимания, настоятельница побелела как полотно. — Но ведь меня… я ничего не знаю… я…
Анраку перехватил ее взгляд, и она осеклась, покорившись его воле.
— В ту ночь, — послушно начала Дзюнкецу-ин, — я шла через двор и вдруг увидала двух девочек, крадущихся от приютских дверей.
«Выходит, она была вовсе не у себя, как заявляла прежде», — отметила про себя Рэйко. Похоже, Анраку хитроумно переводил подозрение с себя на Дзюнкецу-ин, а она, Рэйко, теряла очко в борьбе за свою жизнь. Зато возник шанс узнать правду о преступлениях в хижине, а заодно — выгадать время.
— Я уже собиралась отправить негодниц в постель, — продолжала Дзюнкецу-ин, — но тут разглядела и Хару — девчонки следили за ней. Мне захотелось узнать, что она задумала, и я отправилась следом. Не подходя к хижине, девочки повернули назад. Я укрылась за деревом, и они меня не видели. Потом я пошла дальше. В хижине горел свет. Хару юркнула в дверь, а я осталась снаружи и смотрела через окно. Она была с Оямой. Он стиснул ее шею между ног. Хару кричала, а он орал на нее. Потом они сцепились. Хару ударила его статуэткой по голове и, как видно, убила.
Пока настоятельница рассказывала, как Хару выскользнула из хижины, спрятала статуэтку и вернулась, Рэйко слушала и диву давалась. Дзюнкецу-ин почти слово в слово повторила показания Хару на суде, а ведь у нее не было причин выгораживать девушку. Выходит, Хару говорила правду!
— Когда-то начальник полиции Ояма арестовал меня и приговорил к проституции в Ёсиваре, а потом вынуждал принимать его здесь. А теперь он был мертв! Вот так удача! — Глаза настоятельницы вспыхнули мстительной радостью. — К тому же у меня наконец появилось в чем уличить Хару перед его святостью. Я надеялась, он ее выгонит.
Несомненно, Дзюнкецу-ин ненавидела Ояму и благословляла судьбу, которая не только покарала его, но и подарила ей власть над соперницей. Ее не заботило, попадет Хару в руки закона или нет, — в любом случае девушка ей больше не мешала. Рэйко недоумевала, почему Дзюнкецу-ин не доложила о ней раньше.
— Но потом я поняла, что никто, кроме меня, не видел, как Хару убила Ояму, — сказала настоятельница, подтверждая догадку Рэйко. — Возьмись она отпираться, неизвестно, кому бы поверил Анраку. Не хватало, чтобы убийство сошло ей с рук!
Голос Дзюнкецу-ин дрогнул от ярости.
— Я проследила за Хару до хижины, потом разулась, а одну сандалию — тяжелую, с толстой деревянной подошвой — взяла в руку. — Она занесла ладонь, стиснув пальцы вокруг воображаемой туфли. — Хару стояла ко мне спиной. Я подкралась и ударила ее по голове. — Дзюнкецу-ин показала удар. — Хару упала лицом вниз. Я проверила: она была жива, только без сознания. В кладовой мне удалось раздобыть масла и ветоши. Я обмотала ею палку — получился факел. Затем пошла к хижине. Хару еще не пришла в себя. В комнате, рядом с телом Оямы, горела лампа. От нее я и зажгла ветошь, а потом налила масла в комнате и коридоре, а остальным окатила снаружи стены. От факела они сразу вспыхнули. Кувшин с остатками масла я припрятала в кустах, потом обулась и вернулась к себе в покои. Хару еще лежала в саду. Я слышала, что ее муж погиб в пожаре, и хотела, чтобы ее заподозрили в смерти Оямы и поджоге.
«Так вот как Хару очутилась рядом с хижиной и получила клеймо убийцы и поджигательницы», — поняла наконец Рэйко. Ощущение торжества справедливости заставило ее забыть о страхе. Хару не собиралась убивать Ояму и пожара не устраивала — стало быть, ее муж тоже погиб случайно, точь-в-точь как она показала на суде. Да, Хару немало лгала и преступала закон, но немало и пострадала. Все это время чутье говорило Рэйко правду.
Хару слушала Дзюнкецу-ин со смесью недоверия и замешательства в глазах.
— Значит, это ты меня подставила, — проговорила она.
Настоятельница усмехнулась:
— За проступки надо отвечать.
— И Тиэ с мальчиком тоже ты убила! — Новая догадка привела Хару в негодование. — Ты всегда ненавидела их. Тиэ нравилась Анраку, а Светоч Духа был его сыном.
— Здесь я ни при чем, — огрызнулась Дзюнкецу-ин. — Их даже не было в хижине, когда я туда заходила.
Окрыленная своей правотой, Рэйко снова решила поднять тему виновности Анраку.
— Дзюнкецу-ин объяснила, откуда возник пожар и почему ты потеряла сознание, — сказала она, — но не то, как погибли Тиэ и ребенок. В их смерти повинен Анраку.
Хару оглянулась, явно собираясь обрушить те же обвинения на первосвященника. Рэйко было воспрянула духом, но тут Анраку высокомерно улыбнулся ей и произнес:
— Продолжение истории поведает нам доктор Мива.
