— Хорошо, что ты дома, — тихо сказал Пэт. — Следи за друзьями брата. Кое-кто из них куда умнее его.
Нед взглянул на ирландца. Но Пэта снова позвали играть, а Неда ждали другие дела.
За домом Мэтью в том же переулке стоял одноэтажный каменный дом с черепичной крышей и приземистой трубой. Когда-то здесь была пекарня, но она закрылась много лет назад, как и многие лавки в округе. Вместо сдобного хлебного духа теперь переулок наполнял запах конского навоза — поблизости находились конюшни Петри — и отвратительная вонь из сточной канавы.
Именно в пекарню и направился Нед после того, как расстался с Пэтом. Это здание принадлежало Мэтью; Нед заранее запасся ключом. В помещении было очень холодно, и Нед, едва вошел, сразу же развел огонь в старом очаге, в котором еще оставалось немного угля; еще он зажег сальную свечку, и тени от нее заплясали на облезших стенах, покрытых известкой. Паутина свисала со старых дубовых стропил и с каменных полок на стенах. Когда очаг достаточно нагрелся, Нед положил немного кусков конского навоза из конюшни Черного Петри в тигель, купленный в этот день. Потом налил туда немного вина, позаимствованного в погребе Мэтью, запечатал это пробкой и поместил сверху на очаг. Чтобы вызревало, как говорилось в письме к Ариелю.
«Сначала исходный материал должен быть погружен в spiritus vini, затем выращен в запечатанном сосуде…»
Интересно, подумал он, что сказал бы Пэт. Он, конечно, усомнился бы в здравом уме Неда, почуяв, как запахи, острые и непривычные, наполнили комнату. Он сел на низкую каменную скамью у очага и начал читать «Эликсир Агриппы», почти ничего не понимая. Спустя некоторое время он слегка задремал, согревшись, Варнава спал у его ног, и вдруг резко проснулся от сильного треска — стекло разлетелось на куски.
Нед тихонько выругался, увидев, что тигель взорвался от жара, заляпав при этом подгоревшим навозом старую пекарскую печь и пол вокруг нее.
Он присел на корточки; в помещении стоял запах горелого навоза. Варнава, заинтересовавшись, подошел и лизнул ему руку.
Нед рассеянно потрепал его за ухо и встал. Он вынул из внутреннего кармана письмо к Ариелю и снова просмотрел его при свете единственной свечки. Потом открыл украденную книгу и начал читать.
«Размышляя над нашим Первым Делом, в котором содержится Семя, помни, что ключ к нему состоит в правильном растворении руды в воде, которую философы называют своим Меркурием, или ртутью, или водой жизни…»
Никаких упоминаний о принцах или скорпионах. Только конский навоз в вине.
Он допил остаток вина и захлопнул дверцу печки, сложив туда вонючие осколки. Потом сунул письмо к Ариелю в карман вместе с маленькой книжицей и покинул пекарню, заперев за собой дверь. Он понял, что выпил слишком много, когда вышел в ночь и увидел, что звезды над головой у него кружатся. Но они перестали кружиться, как только он вдохнул холодный воздух и вспомнил Кейт и своего сына, которого так и не видел до сих пор.
Когда Нед подошел к конюшне угольщика, где была его комната, на мгновение сердце у него сильно забилось, потому что кто-то, одетый в черное, стоял в тени у подножья лестницы. Он понимал, что спастись от наблюдателей Нортхэмптона невозможно, но все же слабая надежда у него оставалась.
Потом он увидел, что это Элис, в черном плаще с шерстяным капюшоном, скрывающим ее светлые волосы. Капюшон упал; не поправляя его, она посмотрела на Неда темными глазами.
— У тебя такой вид, будто ты ждал кого-то другого, — сказала она. — Кого-то, кого тебе не хотелось бы видеть. Но я надеюсь, что меня ты рад видеть.
— Элис, — сказал он, — я устал, и уже поздно.
— Ты пил с Пэтом.
Она посмотрела на него оценивающим взглядом.
— За Пэтом нужен глаз да глаз. Это грубый и бешеный человек.
— Только когда ему нужно быть таким, я думаю.
Она нахмурилась.
— Ну да? Как-то ночью, когда Мэта не было дома, Пэт попытался меня изнасиловать.
Нед отпрянул.
— Я в это не верю…
— Это правда. Я стала звать на помощь, и он отступил, прежде чем другие друзья Мэтью не увидели, что происходит. С тех пор Пэт имеет на меня зуб, черт бы его побрал.
— Как странно, — сказал он. — Он хороший человек.
Она рассмеялась.
— Ладно. Он очень, очень хороший друг, с которым хорошо пить, хорошо заниматься музыкой, когда перебрал…
— Элис…
Она взяла его за руку.
— Я думаю, что есть вещи, о которых ты хочешь забыть, — мягко сказала она. — Позволь мне помочь тебе.
И она повела его вверх по лестнице в его комнату.
Когда они вошли, она нашла трут и кремень и зажгла свечу. Потом встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, раздвинув ему зубы языком. Он сделал последнюю попытку отстраниться, но она была настойчива, а он очень устал. Он и забыл, как она хороша, когда улыбается. Она отошла на миг, чтобы распустить шнуровку своего платья, и Нед увидел, что под ним надета сорочка из белого батиста, вышитая цветочками кремового цвета. Он восхищенно коснулся рукой тонкой вышивки. Она положила руку ему на руку.
— Это работа моей матери, — пояснила она. — Мать гнула спину за гроши. Один пенни за цветок. Такие у нее были заработки. Один пенни за цветок… Мать надеялась, что у меня будет жизнь получше. Она научила меня читать и писать. Она надеялась сделать из меня леди, но я быстренько поняла, что можно прожить и по-другому. Что мужчин не интересует вышивка и умеешь ли ты читать.
— Элис. Мой брат любит тебя…
— Твой брат, — тихо сказала она, — страшный дурак. Он бросает свое дело. Нед, моя мать умерла в бедности и болезнях. Я все это видела. Я не хочу кончить таким же образом. И не кончу, ей-богу.
Она потянула вниз лиф платья. Цветочки на батисте смялись под тяжестью ее пышных грудей, которые она обхватила руками, чтобы высвободить их из одежды. Соски в неровном свете свечи казались темными и твердыми.
— Элис, — сказал он нетерпеливо, — это нехорошо, уходи, вернись к Мэтью.
Но она протянула руку и коснулась его паха своей прохладной маленькой ладошкой.
— Мэтью ушел до утра.
Она поцеловала его, ее язык снова был у него во рту; она немного отстранилась и продолжала:
— Ты должен забыть о своей Кейт. Она не оставит мужа. Ты знаешь, что не оставит. Хотя она и не счастлива. Он отец ее ребенка. Он кормит и одевает их обоих, он обеспечивает для нее достойную жизнь, чего ты никогда не сможешь сделать, никогда…
Нед принялся трясти ее.
— Откуда ты все это знаешь? Откуда ты знаешь, что она его не оставит?
— Я же сказала — сплетни слуг.
Она пожала плечами.
— В доме, где есть слуги, ничего не удержишь в тайне. Кейт Пелхэм примирится с чем угодно, лишь бы сохранить своего ребенка, лишь бы можно было оплачивать счета врачей…
