Выдержав красноречивую паузу, он заговорил вновь:
— Убийство Мансье должно было выглядеть самоубийством, поскольку у него будто бы имелись причины покончить с собой.
— Например, если он думал, что его подозревают в шпионаже, — продолжил Гастон, начиная понимать.
— Вот именно. Убийцы хотели, чтобы мы поверили: Мансье был виновен и, поняв, что его подозревают, испугался наказания. Потому и повесился — чтобы избежать тюрьмы, пыток и эшафота.
— Но ведь его не подозревали! — живо возразил Ла Гут.
— Какое это имеет значение? Самоубийство выглядело бы как признание, — отрезал Луи, разводя руками. — Разумеется, это послание адресовано мне. Иными словами, убийцы знали, что я решил проверить служащих шифровального бюро. Смерть Мансье должна была убедить меня прекратить расследование. Раз виновный мертв, к чему продолжать?
— Но в чем же подозревали моего хозяина? — спросила старуха.
— Ни в чем, мадам, — сказал Гастон с непроницаемым лицом. — Он был честный человек. Я найду его убийц, и они понесут наказание.
Луи собирался что-то добавить, но тут вернулся лучник в сопровождении согбенного седовласого старца, на носу которого сидели очки.
Старик оглядел комнату и направился к повешенному.
— Вот врач, о котором я говорил, — объявил лучник. — Мсье де л'Этуаль.
— Благодарю вас, что вы так быстро пришли, мсье, — сказал Луи. — Это мсье де Тийи, полицейский комиссар округа Сен-Жермен-л'Оксеруа. Нам нужно выслушать ваше заключение относительно этого человека.
Он показал на повешенного.
Врач с усмешкой покачал головой:
— Полагаю, он в моей помощи уже не нуждается.
Все засмеялись, и напряжение слегка ослабело. Луи обратился к Ла Гуту:
— Вы не могли бы снять мсье Мансье и уложить его на стол?
Двое лучников принялись за дело, и вскоре окоченевшее тело оказалось на столе.
— Теперь, мсье де л'Этуаль, пожалуйста, осмотрите труп и скажите, отчего умер этот человек? Крюк и веревка не должны влиять на ваше заключение.
Врач подошел к столу и начал внимательно осматривать тело, шею и голову. Через несколько минут он объявил:
— Трудно дать однозначный ответ. Априори нет другой видимой причины смерти, кроме удушения.
Луи поморщился, всем своим видом выражая недовольство.
— Однако, — добавил врач, — на затылке имеется небольшая вмятина, словно от удара. Вполне возможно, что этого человека сначала оглушили, а затем повесили.
«Сосновая шишка» занимала узкий дом, чьи стены были укреплены брусьями. Он стоял как раз напротив церкви Сент-Мадлен. Две ступеньки спускались от дверей в общую залу, сразу за которой начиналась кухня. Комната, вытянутая в длину, была не очень большой, в глубине виднелась довольно крутая лестница, ведущая на второй этаж. Каменный пол был засыпан сосновой стружкой.
В таверне царила почти полная темнота. Матовые квадратики единственного окна совсем не пропускали свет, и сальные свечи на столах с трудом позволяли разглядеть содержимое тарелки. Луи, Гофреди и Гастон стали осматриваться в тщетных поисках Никола. Первым увидел его Гофреди: Никола сидел за столом, который занимали чиновники Дворца правосудия, все в черных одеяниях.
Один из магистратов узнал Гастона и подвинулся, давая им место.
Перед очагом в углу поваренок следил за вертелами, на которых были нанизаны куропатки и голуби. Жир поджариваемой дичи, стекая на раскаленные угли, приятно потрескивал. Луи внезапно ощутил голод. А Никола взял только миску горячего бульона, чтобы согреться. Луи сказал ему, что они все пообедают здесь, поскольку Гастон хочет задать несколько вопросов хозяину заведения.
Женщина лет тридцати с некрасивым лицом и толстым носом, в полотняном, заляпанном жиром фартуке, подошла к ним и спросила, что они хотят на обед. Гастон, который, подобно Луи, почувствовал аппетит от запаха жаркого, заказал фрикасе из голубей. Гофреди последовал его примеру, но Луи с Никола предпочли круглый пирог с начинкой из щуки, выловленной в Сене. К этим блюдам подали вино из Бона, к несчастью, кислое.
Пирог выглядел столь хрустящим и соблазнительным, что Гастон отчасти пожалел о своем выборе. Насытившись, они вытерли тарелки кусочком хлеба, а пальцы об одежду.
Гастон подозвал служанку.
— Желаете ли варенье? — спросила она, подперев бока руками, с доброй улыбкой, которая сделала ее почти красивой.
Гастон кивнул, а когда она двинулась на кухню, удержал за руку. Неверно истолковав этот жест, она смерила его гневным взглядом и резко вырвала руку.
— Вы знаете мсье Мансье, довольно элегантного человека, который живет на мосту Нотр-Дам? — все же спросил Гастон.
— Не знаю! — сердито ответила она. — К хозяину обратитесь.
Гастон вздохнул:
— Я полицейский комиссар на постоянной службе в Сен-Жермен-л'Оксеруа.
Она сразу перепугалась, и Луи поспешил успокоить ее:
— Мсье Мансье живет на мосту, — объяснил он. — У него скошенный подбородок, лоб с залысинами, завитые шатеновые волосы, желтоватые глаза. Он носит обычно рубашки с кружевными манжетами и воротником под черным камзолом с разрезами на рукавах.
— Я его и в самом деле знаю, — смягчившись, проговорила она. — Иногда он заходит ужинать. Очень любезный человек. Что вам от него нужно?
— Нам от него уже ничего не нужно, мадемуазель, — сказал Гастон, понизив голос, ибо соседи начали проявлять интерес к их разговору. — Вы не могли бы присесть на минутку?
Она подчинилась, но села на самый край скамьи, напротив Луи.
— Мсье Мансье был убит сегодня ночью, — объявил тот. Во взгляде ее отразился ужас, и она подавила крик, закрыв рот рукой.
— Он заходил сюда вчера вечером, — сказал Луи. — Вы его видели?
— Да, — выдавила она. — Он был с друзьями.
— Сколько было друзей?
— Двое.
— Вы можете их описать? — спросил Гастон.
В течение нескольких секунд она собиралась с мыслями, затем отрицательно покачала головой.
— Они были в широких плащах и не снимали шляп. Кажется, они потушили свечу на своем столе. Мне очень жаль, но я не разглядела их лиц. Мсье Мансье заказал вина, но они ничего не ели, просто разговаривали. Мсье Мансье был изрядно навеселе, когда они все вместе вышли. Наверное, они просидели целый час, может быть, больше.
— Ни одного лица не видели? Ничего не заметили? Усы, борода?
— Не помню. Возможно, у одного из них была короткая квадратная бородка. Но я не уверена. Знаете, за исключением постоянных клиентов, которых я хорошо знаю, все прочие посетители для меня на одно лицо. Особенно вечером, когда окна совсем не дают света.
