В течение дня Луи несколько раз заводил беседу с Шарлем де Брешем. Тот поведал ему историю своих юношеских приключений в Италии, сопроводив рассказ множеством деталей и анекдотов, и все это сильно отличалось от версии, изложенной Себастьеном Крамуази. Луи не знал, что и думать. Несмотря на его настойчивые расспросы, книготорговец ни разу не сбился. Он признал, что знаком с братьями Барберини, племянниками Урбана VIII, но главным образом по той причине, что занимался покупкой книг для библиотеки кардинала Франческо Барберини, бывшего вице-легата в Авиньоне и библиотекаря Ватикана. Его Biblioteca Barberina,
[81]
собранная и описанная Габриэлем Ноде, нынешним библиотекарем Мазарини, включала редкие латинские рукописи, а также множество произведений античной живописи. Франческо Барберини был изысканным литератором и, по словам книготорговца, даже переводил Марка Аврелия.
Бреша не раз приглашали и к брату Франческо, Таддео Барберини, который жил во дворце, построенном Джан Лоренцо Бернини. Таддео, префект Рима, возглавлял папскую полицию и армию. Южную часть его резиденции занимали два брата-кардинала, Франческо и Антонио. Именно там и находилась знаменитая библиотека, которую так хорошо знал Шарль де Бреш.
Книготорговец не слишком часто видел Антонио, легата в Авиньоне, однако год назад, перед возвращением во Францию, он встретился с вице-легатом, Федериго Сфорца, чтобы вручить тому письма братьев Барберини. Из любопытства Луи спросил о Ферранте Паллавичино, чья судьба так тревожила Юга де Лиона, полагавшего, что итальянец находится в тюрьме в Авиньоне.
Бреш ничего не знал об этой истории, что удивило Луи. В любом случае книготорговец никогда не слыхал о Карло Морфи.
Тогда Луи объяснил ему, что церковь преследует Паллавичино за его бунтарские сочинения. Книготорговец покачал головой и сделал гримасу, выразив, таким образом, свое отвращение к методам Рима. Он хорошо знал историю Галилея, который также подвергся преследованиям за свои труды. По словам Бреша, папа Урбан VIII все же предупредил ученого, что его работы по астрономии беспокоят церковь и что его «Диалоги о двух главнейших системах мира», несомненно, будут осуждены доминиканцами. Ученый не внял доброму совету, и ему пришлось предстать перед судом теологов, приговоривших его к тюремному заключению. Чтобы избежать пыток, Галилей был вынужден отречься от своей теории вращения Земли вокруг Солнца, однако после вынесения приговора он негромко сказал: «Eppur, si muove!»
[82]
Хотя срок наказания был смягчен, Бреш порицал церковь за участие в этом деле, чем вызвал симпатию у Луи.
Бреш объяснил также, что вернулся во Францию, как только узнал о смерти отца, о котором говорил с благоговением и любовью. Именно отец обучил его искусству книготорговли.
Со своей стороны, Гофреди также несколько раз беседовал с книготорговцем, не стесняясь поносить своего хозяина, как и просил Луи, однако Шарль де Бреш был настолько этим потрясен, что отныне проявлял большую холодность по отношению к неверному слуге.
Итак, ничто не позволяло заключить, что книготорговец шпион и уж тем более их враг.
От Шатомейана до Обюссона двадцать лье: путь шел через дубовые леса и каштановые рощи. Местность теперь стала очень холмистой, а станции встречались гораздо реже, поэтому упряжка часто шла рысью, и животные больше нуждались в отдыхе. На узкой дороге их карета едва не опрокинулась, столкнувшись с громадной телегой, запряженной в шестерку лошадей. На очередную станцию они прибыли очень поздно.
Потом начался Лимузен. Вплоть до Юсселя ландшафт казался диким и враждебным. Геро предупредил их о свирепости здешних разбойников — чаще всего людей настолько обнищавших, что прожить они могли, лишь нападая на путешественников. Гофреди всю дорогу не расставался с оружием, восседая на козлах рядом с Брешем, который правил упряжкой.
От Юсселя до Тюля был очередной этап в пятнадцать лье. Теперь путешественники находились в протестантской стране. В Тюль они приехали довольно поздно, однако нашли такой приличный постоялый двор, что Луи даже смог подровнять бороду, которая стала изрядно клочковатой за несколько дней без бритья.
Особенно тяжким оказался этап от Корреза до Суйака. Горные дороги были крутыми и изрытыми глубокими впадинами, зато участок пути до Кагора был прямой и куда более ровный.
Луи чувствовал себя обессиленным, у него все болело от бесконечных толчков, мучивших его тело с самого начала путешествия. Бреш тоже устал. Теперь он почти не разговаривал. Только Геро выглядел таким же бодрым. И пил ничуть не меньше.
В Кагоре Гофреди рассказал хозяину популярную легенду о средневековом мосте с тремя укрепленными башнями, который местные жители называли дьявольским. Строился он так медленно, объяснил старый солдат, что архитектор продал душу дьяволу при условии, что тот выполнит все его желания. И вот когда мост с помощью дьявола был завершен, архитектор дал ему решето и попросил принести воды для каменщиков. Дьявол двадцать раз пытался сделать это, но вода все время вытекала из дыр. Тогда архитектор напомнил сатане, что тот потеряет все права на его душу, если не выполнит уговора. Тут бедный дьявол понял, что его обвели вокруг пальца!
Слушая своего спутника, Луи думал, что если бы Блез Паскаль был архитектором, он попросил бы у дьявола найти число, которое в степени, превосходящей вторую, равнялось бы сумме двух аналогичных степеней. Загадка, которую даже дьявол не смог бы решить!
Наконец они приехали в Монтобан. Этот предпоследний этап насчитывал всего пятнадцать лье. На постоялом дворе в Драпье, где экипаж остановился на ночлег, они смогли выспаться в удобных постелях, а Бреш с Луи — принять горячую ванну. Геро никогда не осквернял себя водой, а Гофреди мылся лишь тогда, когда считал себя грязным, иными словами, редко.
Недалеко от Тулузы Геро указал им на огромную виселицу, окруженную невысокой стеной из розового кирпича. На железной перекладине были кольца — двадцать шесть, уточнил кучер, — на которых висели иссохшие тела. Они поворачивались на ветру, а вокруг кружили птицы. Сюда привозили тела мужчин и женщин, повешенных на площади Сален.
В Тулузу они въехали через ворота Матабьо в субботу 19 декабря. Их карета обогнула город по объездной дороге, идущей вдоль старой полуразрушенной крепостной стены вплоть до собора Сент-Этьен. Отсюда они поехали прямо по улице Сент-Этьен, затем по улице Трините, а потом свернули налево, на Гранд-Рю, особо забитую в этот предвечерний час.
Совсем рядом с перекрестком выставлял напоказ свою пышность и древнюю родовитость фасад дворца Кастельбажак со стрельчатыми готическими окнами и выступающей башенкой с ужасными желобами для стока воды. Над полукруглыми воротами из розового кирпича красовался маскарон с гербом Кастельбажаков: крест под тремя лилиями.
Геро спрыгнул с козел и постучался в калитку. Луи также вышел из кареты, утомленный долгой дорогой. Ворота открылись, и появилась сильная женщина лет пятидесяти. Темноволосая, задумчивого вида, с усиками на верхней губе, она окинула их недоверчивым взглядом. Луи выступил вперед, а Геро обратился к ней на провансальском языке. Женщина, похоже, удивилась и посмотрела на Луи с уважением. В свою очередь он объяснил ей по-французски:
