— Притоп! — кричал музыкант с бубном, выполняя роль танцмейстера. — Левой, левой! Что ж ты правой, дурачина? Спина к спине! Не тычься жопой — сказано: спина к спине! Правое плечо к правому плечу! Ты что — где право, где лево, не разбираешь? Круг налево — эй-эй! Прямо-прямо! Клином вперед! Меняем направление, милорды и леди! Направление меняем, ослы достопочтенные! И разворачиваемся, крутимся… Па-а-ашли снова!
Факелы по стенам полыхали как сакральные огни. От люто истоптанного свежего камыша на полу поднимался одуряющий аромат. Некогда перевести дух — музыканты уже наигрывали танец под народным названием «Драка жеребцов».
— Пятимся, кружимся, сошлись в середине, ныряем под сомкнутые руки и разворачиваемся, крутимся… Па-а-ашли снова!
Медовый хмель выветрился из головы Аделии, сменившись сладостным опьянением от слияния с толпой. Мелькали и пропадали красные, блестящие от пота лица. Чьи-то влажные руки хватали ее, тянули, вертели, передавали дальше. Сэр Джервейз, потом какой-то неизвестный, с черным чубом, затем сборщик податей, сапожник Герберт, шериф, настоятель Жоффре, с которого все начиналось, потом снова сэр Джервейз, а за ним опять Пико, который так лихо крутанул ее, что Аделия чуть не влетела в стену.
— Сошлись в середине, ныряем под сомкнутые руки, галопом, меняем направление — меняем направление, разрази вас гром!..
На секунду взгляд выхватил вдали Симона Неаполитанского. Подает Аделии сигнал, что уходит. Но улыбкой советует остаться и развлекаться хоть до утра. Однако сэр Роули уже крутанул салернку в сторону, и Симон скрылся в толпе. Еще секунда — мгновенный шок от вида крохотного Ульфа и высоченной настоятельницы, которые кружились, взявшись руками крест-накрест. А вот мелькнул Мансур — в кружке глазеющих он пляшет под собственный напев над сложенными на полу мечами. В другом конце зала Роже Эктонский пытается повернуть строй танцующих направо, а те стремятся влево. «Да не совратит вас лукавый! — рычит он с пеной на губах и с кликушеским жаром выкрикивает бессмыслицу: — Ибо сказано в Книге притчей Соломоновых: не ходи налево, ходи направо!» Его незлобиво сбивают с ног — и десятки каблуков весело, но больно проходятся по спине юродивого.
Не успела Аделия поразиться увиденному, как новое ошеломление: жена шерифа пустилась в пляс с поваром! Но столбенеть от удивления некогда. «Правое плечо к правому плечу. Зад не отклячивать! И раз, и два, и раз…» Руки Аделии и Пико образуют арку, под которую скользят Гилта и настоятель Жоффре. «Не сметь изумляться! И раз, и два, и раз!..» Тощая монахиня, задрав рясу, кружится с аптекарем. А вот охотник Хью и Матильда Сдобная! Все смешались, танцу без разницы, выше ты солонки или ниже. Ах, как славно, словно крылья за спиной выросли!
Аделия ухитрилась стоптать туфельки с тонкими подошвами и заметила это, лишь когда на ступнях запылали волдыри.
Не без огорчения она выскользнула из плясового бедлама. Пора и честь знать. Однако уходили только редкие гости. Остальные, умаявшись скакать, отходили в сторонку в ожидании позднего ужина, который слуги уже начинали сервировать по краям стола.
Прихрамывая, Аделия направилась к выходу. Мансур тут же появился рядом, словно вырос из-под земли.
— Симон ушел или мне только почудилось? — спросила Аделия.
— Сейчас проверю, — ответил Мансур.
Через несколько минут он вернулся с Ульфом на руках — нашел спящего мальчика в кухне.
— Женщина говорит, что Симон давно покинул пиршество.
Мансур никогда не называл Гилту по имени. Аделия подозревала, что он имеет в виду Женщину с большой буквы.
— Женщина остается с Матильдами? — подыграв слуге, спросила Аделия.
— Им еще посуду перемыть. А мальчика поручили нам.
Монахи во главе с настоятелем Жоффре, похоже, ушли.
Монахинь тоже не было видно. Только приоресса Джоанна стояла у бокового стола: в одной руке кулебяка, в другой — кружка пива. Она была под хмельком и кокетливо улыбнулась Мансуру. Пока Аделия благодарила настоятельницу за чудесный праздник, та на прощание благословила араба рукой с кулебякой.
На причале горело несколько факелов. Но они только сгущали тьму. Поскольку все лодки, за вычетом роскошной лодки шерифа Болдуина, были одинаковые, то Мансур и Аделия не стали искать плоскодонку Вениамина, а сели в первую попавшуюся.
Спящего Ульфа Мансур усадил на носу рядом с хозяйкой, устроив голову мальчика на ее коленях. Когда араб взялся за шест, чтобы оттолкнуться от берега, из темноты неожиданно вынырнул сэр Роули. И без спроса запрыгнул в лодку.
— Подвезете до крепости? — спросил он. Не дожидаясь ответа, Пико сел рядом с Аделией и задал новый вопрос: — Ну как вам праздник?
От воды поднимался туман. Было темно, хоть глаз выколи. Угадывалась только линия густо заросшего берега. Камыши, кусты и деревья стояли плотной стеной. Казалось, что лодка плывет через извилистый туннель. Порой на воде белели лебеди.
Мансур сноровисто орудовал шестом, что-то напевая себе под нос на родном языке.
— Вот диковина! — сказал сэр Роули. — Ваш араб правит как заправский лодочник!
— Он вырос хоть в другой стране, — пояснила Аделия, — но тоже в Болотном краю. Поэтому он здесь как дома.
— От евнуха я не ожидал такой ловкости! — тихонько заметил сборщик податей.
Аделия тут же ощетинилась.
— Что за представления? — так же тихо ответила она. — По-вашему, они все толстые, глупые и живут в гаремах?
Сэр Роули поразился ее горячности.
— Честно говоря, единственные евнухи, которых я видел, были именно такими.
— Вы их встречали в Святой земле, когда были крестоносцем? — прежним агрессивным тоном спросила Аделия.
— Угадали.
— Как побывавший на Востоке человек вы должны бы знать о евнухах больше! Поверьте, сэр Роули, я нисколько не удивлюсь, если Мансур в один прекрасный день женится на Гилте.
Аделия сказала это и прикусила язык. Неужели медовуха еще не выветрилась из ее головы? Она вовсе не была любительницей выбалтывать чужие тайны.
А сидящий рядом тип мог оказаться нелюдем, детоубийцей. С ним ли перешучиваться о верном и добром Мансуре!
Сэр Роули еще больше понизил голос:
— Вот так-так! А я, знаете ли, воображал, что им… э-э… по некоторым обстоятельствам о женитьбе и думать не приходится.
— Да, детей от такого брака, конечно, не получится. Но ведь и Гилта не в том возрасте, чтобы рожать.
— Понятно. Но как насчет… э-э… прочих радостей брака?
Аделия была вынуждена объяснить анатомические тонкости кастратов.
— У них более или менее нормальная эрекция, — резанула она. К черту эвфемизмы! Чего ради взрослым людям говорить обиняками, когда речь идет об элементарной физиологии? Имел дерзость спросить — на, получай ответ!
