— «Кой над чем покорпеть», — задумчиво повторила Аделия.
— Да, подлинные его слова.
— Без сомнения, Симон собирался и дальше штудировать долговые расписки…
Как обычно, в это время дня на мосту было многолюдно — компании пришлось проталкиваться сквозь пеструю толпу, в которой различались королевские чиновники с массивной цепью на шее. «И откуда их столько набежало?» — мелькнуло в сознании Аделии.
Однако сейчас ее занимали другие мысли.
Как только дорога освободилась, из нее опять посыпались вопросы:
— А Симон упоминал, куда он направляется? Прямо домой? На лодке?
— Чтоб он пешком пошел — да ни в жизнь! Темнота была — хоть глаза выколи.
Подобно большинству кембриджцев, Гилта признавала только лодку в качестве достойного средства передвижения по городу.
— Наверное, кто-то тоже возвращался с пира домой и прихватил Симона.
— И может, именно этот кто-то… — сказал сэр Роули.
— Ох, страсти какие! Помоги, Господи, рабам твоим грешным!
«Нет, это навряд ли, — подумалось Аделии. — Осмотрительного и осторожного Симона никто бы не соблазнил конфеткой, как ребенка. Скорее всего он принял опрометчивое решение вернуться домой берегом, оступился в темноте и упал в воду. Бесхитростный несчастный случай».
— Гилта, ты не заметила, кто ушел с пира одновременно с Симоном? — спросил Пико.
Разумеется, служанка не помнила.
За разговором они дошли до крепости. Во дворе на сей раз не было ни единого еврея. Зато по нему сновали разодетой саранчой многочисленные чиновники.
Сборщик податей пояснил недоумевающим спутникам:
— Канцелярская банда из столицы. Скоро начнется выездная сессия королевского суда. Чиновники будут несколько дней готовить дела к разбору… Сюда, пожалуйста. Они положили тело в церкви.
Однако в храме покойника не оказалось. Там был только священник, отец Алкуин, который ходил с кадилом по всем углам и заново освящал дом Божий.
— Ах, сэр Роули, — сказал он, — такая досада! Утопленник оказался жидом! В полной уверенности, что он христианин, мы приняли его в храм, а как раздели… — тут он понизил голос, чтобы женщины не слышали, и закончил: — увидели доказательство противного. Мертвец обрезанный. Вот незадача!
— И как вы поступили с телом?
— Разумеется, мы не могли оставить его в церкви. Я велел унести покойника прочь. Да и в нашей земле хоронить евреев запрещено. Сколько бы жиды ни сетовали, а закон есть закон. Только епископ может сделать исключение. Однако я позвал в крепость настоятеля Жоффре, чтоб тот утихомирил иудеев. Благо, он умеет ласково говорить с ними.
Тут священник увидел в дверях храма Мансура, который задержался на дворе, и сердито закрестился:
— Вы что, хотите испоганить храм Божий и другим язычником?! Гоните его вон отсюда!
Сэр Роули заметил отчаяние на лице Аделии, схватил маленького и плюгавенького священника, приподнял в воздухе и прорычал:
— Куда по твоему приказу уволокли тело Симона?
— Не ведаю. Отпусти, изверг проклятый!
Оказавшись на земле, отец Алкуин злобно прошипел:
— Не знаю и знать не желаю!
И он пошел кадить дальше.
Выйдя из церкви, Аделия сказала:
— Это срам, что они так неуважительно поступили с покойным. Пико, ради всего святого, позаботьтесь о достойном погребении!
Сэр Роули в душе был несколько шокирован. Он считал себя человеком умеренным и таковым при случае представлялся, но Симон, как ни крути, был набожным евреем. Терпимость Аделии, вкупе с отсутствием должного благочестия, весьма удручала Пико. Однако ее саму страшила мысль, что от тела Симона избавятся каким-нибудь неподобающим образом, без совершения положенных иудейской вере обрядов.
Врачевательницу неожиданно поддержала Гилта.
— Это не по-людски, — сказала она. — В Книге сказано: «Они забрали Господа моего и не знаю, где положили!»
Служанка произнесла цитату с благим намерением и с грустной помпой, но в данных обстоятельствах библейские слова обернулись простодушным богохульством.
— Клянусь Святым Духом, — сказал сэр Роули, — сделаю все возможное, чтобы мой добрый друг Симон был похоронен. Ждите. Пойду разузнаю.
Через несколько минут он вернулся с хорошей новостью: ничего непоправимого с телом не случилось, его просто забрали евреи.
По пути к той башне, где уже год жили-бедовали иудеи, Аделия благодарно пожала руку своей экономке.
В дверях башни настоятель Жоффре разговаривал с каким-то мужчиной. Салернка сразу угадала в нем раввина. Ни жалкой истертой одеждой, ни пейсами, ни отросшей бородой он не отличался от прочих узников. Особенными были глаза — начитанного и мудрого человека. Такие же, как у приора Жоффре, только печальнее. Люди с такими умными и грустными глазами были частыми гостями в доме ее приемного отца. Аделия искренне порадовалась, что в крепости есть настоящий талмудист — стало быть, в отношении набожного Симона будут соблюдены все тонкости иудейского обряда. Раввин, конечно же, ни за что на свете не позволит вскрывать тело, ибо это против божественного закона. И тут никакое красноречие сэра Роули не поможет. Однако в данном случае Аделию это не огорчало. Наоборот, она испытала облегчение — не придется выбирать между поиском правды и нежеланием кромсать мертвую плоть друга.
Увидев Аделию, настоятель Жоффре взял ее руки в свои и сочувственно произнес:
— Моя замечательная, это такой удар, такой удар! Для вас это, несомненно, великая утрата. По воле Бога, я знал Симона Неаполитанского совсем недолго, но успел заметить, какой дивной души был этот человек. Искренне скорблю по поводу его безвременной кончины.
— Господин настоятель, — строго сказал раввин, — чтобы вы ни говорили, но, согласно иудейскому закону, умерший должен быть похоронен в день своей смерти.
Аделия знала, что, по мнению евреев, оставить человека непогребенным более суток означает унизить его душу.
— Я же вам говорю, тут большие трудности, — сказал настоятель Жоффре и оглянулся в поиске поддержки на сборщика податей — человека более практичного и языкатого. — Сэр Роули, возникла малоприятная ситуация. Божьей милостью, мы удивительно долго были избавлены от подобного лиха. До сих пор за год вынужденного затвора в крепости не умер ни один еврей…
— Очевидно, благодаря здоровой пище, — неожиданно густым басом ввернул тщедушный раввин. По его непроницаемому лицу нельзя было понять, шутит он или нет.
— И поэтому, признаю свою вину, на этот случай еще не выработаны правила, — продолжил настоятель смущенным голосом.
— Проще говоря, в крепости нет места, где можно похоронить еврея. Так?
