Когда раввин пропел положенное, гроб был опущен в землю. Евреи потянулись обратно в башню. Проходя мимо крыльца, они благодарили шерифа поклоном, а женщины говорили Аделии: «Да утешит тебя Бог, как и всех скорбящих Сиона и Иерусалима!»
Раввин шел последним. Он остановился у крыльца и низко поклонился шерифу:
— Милорд, наш народ благодарит за проявленную доброту. Надеюсь, она не навлечет на вас неприятностей…
Когда все евреи скрылись в башне, шериф Болдуин сказал:
— Я тоже надеюсь, что все обойдется. Идемте, сэр Роули, неожиданные печальные хлопоты отвлекли нас от работы, а ее у нас непочатый край. Сегодня вечером дьявол пусть ищет лентяев в другом месте.
Аделия, в свою очередь, поблагодарила шерифа и спросила:
— Можно мне завтра прийти на могилу?
— Как вам угодно. Можете прихватить с собой господина доктора. От хлопот-тревог у меня разыгралась фистула — отчаянно больно долго сидеть!
Тут от ворот раздались крики. Болдуин посмотрел в сторону шума и сдвинул брови:
— Это что такое, сэр Роули?
От ворот к ведущей в сад арке валил десяток мужчин с факелами и предметами деревенского обихода: вилами, кухонными ножами, топорами или острогами. Во главе небольшой, но грозной толпы шагал Роже Эктонский и подстрекательски орал что-то до боли знакомое про жидов-детоубийц. Науськанная отцом Алкуином крепостная стража безропотно пропустила горожан, идущих предъявить справедливое требование, и теперь заинтересованно наблюдала за происходящим.
Юродивый вступил в сад первым и, потрясая факелом в одной руке и вилами в другой, завопил с пеной на губах:
— Мы пришли оборонить Божью и королевскую землю от осквернения. Евреям в ней нет места! Трепещите имени Господа, предатели!
Это обвинение Роже бесстрашно бросал в лицо шерифу и сборщику податей — до такой степени блаженный был уверен в святости своей миссии!
Виллан за его спиной, могучий детина, помахивал секачом.
Роже Эктонский повернулся к бунтовщикам:
— Братия, ищите, где эти изменщики зарыли еврейскую падаль, дабы мы могли растерзать ее. Ибо в Книге сказано: «Карающий язычника свободен от суда».
— Нет! — вскричала Аделия. Эти мерзавцы пришли выкопать и осквернить труп ее друга. — Нет!!!
— А, шлюха заморская! — заорал Роже и стал наступать на нее, выставив вилы. — Ты явилась зачать сатаненка от детоубийц, но мы не допустим торжества Антихриста!
Мансур, настоятель Жоффре и сборщик податей выступили вперед, чтобы закрыть Аделию. Шериф подавал отчаянные знаки безучастной охране.
Один из рассеявшихся по саду бунтовщиков крикнул из-под дикой вишни:
— Нашли!
Аделия, не думая об опасности, кинулась в сторону могилы. Как она собиралась защищать покойного товарища от вооруженных мужчин, лекарка не имела понятия. Но их нужно было как-то остановить.
За ее спиной началась свалка. Шериф удрал, и его никто не посмел преследовать. Но сэр Роули Пико и Мансур накинулись на Роже, пытаясь отнять вилы. Другие бунтовщики бросились юродивому на помощь. Один из них сбил Аделию с ног, другой пробежал по ней, звезданув каблуком по носу.
Ошалевшая от боли и страха, в ожидании новых ударов, салернка лежала на клумбе, прикрыв руками лицо.
Рядом шла драка. Поверх шума ударов, вскриков и сопения гремел властный, но бессильный голос настоятеля. Он призывал ради всего святого прекратить побоище.
Вдруг все стихло. Аделия медленно поднялась и осмотрелась. Бунтовщики бежали к воротам, а вспомнившие о своем долге стражники гнались за ними, размахивая мечами. Друзья Аделии стояли кружком вокруг сэра Роули Пико, который лежал навзничь на земле — с секачом в окровавленном паху.
Глава 12
— Я уже умер? — спросил сэр Роули, открыв глаза и непонимающе оглядываясь по сторонам.
— Нет, — успокоила его Аделия. Она была рада, что прооперированный наконец очнулся.
Слабая, бледная от потери крови рука зашарила под одеялом. Затем раздался крик ужаса:
— О Боже! Где мое копье?
— Если вы имеете в виду пенис, то он на прежнем месте. Под повязкой.
Пико облегченно вздохнул. Но тут же встревоженно осведомился:
— А работать он будет?
— Без сомнения, — серьезно ответила Аделия, понимая, что раненому не до шуток. — Ничего в той области не повреждено, поэтому детородная функция в полном порядке.
— Ну слава Богу… на душе полегчало.
И сэр Роули почти тут же опять потерял сознание.
Аделия наклонилась над ним, поправила одеяло и тихонько сказала:
— Но вы были на волосок…
…от потери не только члена, но и жизни. Секач перерубил артерию, и чтобы сборщик податей не истек кровью, Аделии пришлось зажимать рану кулаком, пока пострадавшего переносили в дом шерифа. Там врачевательница без промедления воспользовалась иглой и вышивальными нитками леди Болдуин, но из-за обилия крови латать артерию пришлось вслепую, почти наугад. Только большой опыт помог Аделии правильно наложить швы.
Однако это отнюдь не значило, что битва за жизнь сэра Роули выиграна. Секач разрубил одежду и вбил ее частички в рану. Аделия постаралась выбрать все лоскутки, но вдруг ей это не удалось? Инородное тело — обрывок сукна или даже одна ниточка — могло стать причиной внутреннего нагноения, за которым почти неизбежно следовала смерть.
В Салерно при вскрытиях Аделия не раз с бесстрастным любопытством изучала причины гангрены. Но сейчас эмоции перехлестывали через край.
Вскоре рана сэра Роули действительно воспалилась и началась горячка с бредом.
Аделия молилась за его выздоровление так истово, как никогда в жизни. При этом она, конечно, не забывала и о медицинских мерах: тело больного обмывали ледяной водой, а между зубами регулярно вкладывали мокрое полотенце.
Она теряла разум от отчаяния и была готова выклянчивать помощь у кого угодно — у Иеговы, Аллаха, Троицы, Гиппократа… Лишь бы сэр Роули пришел в себя, снова нормально задышал… хоть бы ушла с его губ предсмертная синева…
Очнувшись в очередной раз, сэр Роули инстинктивно зашарил внизу своего живота. Ах ты, Господи, до чего же примитивные существа эти мужчины!
— На месте, на месте, — успокоила врачевательница.
Опять последовал вздох облегчения. А затем вопросительный стон.
— Да, будет работать, — сказала Аделия. Даже на пороге смерти мужчины озабочены своей потенцией.
Глаза больного открылись.
— Вы по-прежнему здесь? — спросил он слабым голосом. Но глаза смотрели непривычно ясно.
— Да.
— И как давно?
