— Глупости. Меня просто удивляет, почему этот сброд не накинулся первым делом на раввина. Ведь они прибежали вроде как евреев бить! А на деле вышло, что пострадали только те двое, кто и после смерти Симона продолжает идти по следу убийцы. То есть вы и я.
— И Мансур никак не пострадал, — задумчиво произнесла Аделия.
— Против него зачинщики только оборонялись, когда он ринулся в потасовку. Не зная местного языка, араб никому не задает лишних вопросов. Поэтому никто и не планировал его покалечить!
Аделия взвесила сказанное.
— Не вполне понимаю, куда вы клоните, — сказала она. — По-вашему, Роже Эктонский убивает детей?
— Нет, какая вы сегодня несообразительная! — сказал сэр Роули, желчный из-за своей долгой физической беспомощности. — Роже искусно натравили на нас. Этому дураку внушили, что Господь будет рад, если кто-то прикончит двух мерзопакостных жидолюбов, то есть нас.
— Все пособники евреев в глазах Роже Эктонского достойны смерти, — упрямо возразила Аделия.
— До всех он добраться не может, — сказал сборщик податей, раздраженно морщась. — Что бы вы ни говорили, я совершенно уверен, что мы пострадали неспроста. Кому-то мы стоим поперек дороги. И понятно кому.
Теперь Аделия всерьез переполошилась. Если вдуматься, то лишь сэр Роули активно задавал лишние вопросы. И на пире Симон подходил именно к нему. Возможно, ущерб пропорционален ненависти Ракшаса: сборщика податей пытались убить, а ей только сломали нос для острастки…
— Мы вывели его из себя, Пико. Теперь остается только вывести преступника на чистую воду!
В волнении Аделия присела рядом с больным на край кровати.
— Наконец-то до вас дошло, — сказал сэр Роули. — Поэтому я требую, чтоб вы срочно перебрались из дома ростовщика сюда, в крепость. Поживете вместе с евреями. В тесноте, но в безопасности.
Аделии вспомнился упрямый ночной соглядатай с другого берега реки. По словам Матильды Гладкой, он торчал там каждую ночь. Сэру Роули Аделия умышленно не проболталась об этом пугающем факте. Помочь он все равно ничем не сможет, только попусту разволнуется.
Но опасность, без сомнения, нависла лишь над Ульфом. Вполне вероятно, что Ракшас присмотрел его в качестве следующей жертвы. Даже сейчас, выслушав версию сэра Роули, Аделия осталась при мнении, что в доме Вениамина бояться нечего. Надо только спрятать мальчика. Пусть Ульф ночует в замке, а днем находится под присмотром Мансура.
Ракшас хоть и зверь, но умный и догадливый. Если он, не дай Бог, учуял в сэре Роули угрозу для себя… о, этот дьявол ни перед чем не остановится… Страшно подумать, что сразу два дорогих ей человека, сэр Роули и Ульф, находились в смертельной опасности!
И тут Аделию ошеломила новая мысль: «А ведь Ракшас вертит нами как хочет! Мало-помалу всех загоняет в крепость. Если мы от страха не будем казать носа из замка, то никогда не настигнем его! Я должна остаться в городе и продолжить следствие».
Вслух салернка сказала:
— Ульф, изложи сэру Роули свои мысли насчет реки.
— Не хочу. Он скажет, что это чепуха.
Аделия вздохнула: мальчик явно ревновал ее к сборщику податей.
— Рассказывай, а там посмотрим.
Мальчик уныло оттарабанил свои соображения.
Пико действительно высмеял его.
— В этом городе все живут возле воды. Кто не идет к реке, тот от нее возвращается.
И брата Гилберта в качестве подозреваемого он отверг с порога:
— Что за вздор! Хилому монаху, набожному постнику Гилберту, слабо перебрести кембриджскую вересковую пустошь — что уж говорить о пустыне! Я не представляю его в роли руководителя банды!
Они горячо заспорили.
Гилта пришла с завтраком для сэра Роули и подключилась к диспуту.
Несмотря на мрачную тему обсуждения, разговор был полон шуток и взаимных подначек. Досталось и Аделии. Ее добродушно шпыняли сэр Роули, Гилта и даже Ульф. Она и сама подпускала беззлобные шпильки. Как же она любила этих людей! Шутить и смеяться с ними — несказанное удовольствие. Для вечно серьезной и сосредоточенной Аделии это оказалось в новинку, и она радостно осознавала, что это, наверное, и есть счастье — находиться в кругу близких людей, любить и быть любимой. Hic habitat félicitas. Здесь живет радость.
На кровати, благодушно пикируясь с ней, уплетал ветчину красивый крупный мужчина — жуткое скопище пороков, но все равно чудесный… Пико принадлежал ей, а она — ему. Из ослабленного горячкой сэра Роули исходила такая сила, что Аделия могла свернуть горы…
Несмотря на волнение, Аделия понимала, что да, это любовь на всю жизнь, но безответная, печально-безнадежная. Каждая минута в обществе сэра Роули подтверждала, что перед ним нельзя показывать свои слабости: он либо разочаруется, либо ухватится за возможность манипулировать ею. Они были такие разные, и каждый гнул другого под себя. Никакие чувства не выдержат подобного противоборства.
И сама их доверительная близость подходила к концу. Рана быстро заживала, сэр Роули чувствовал себя много лучше и уже не позволял Аделии мыть и одевать его, предпочитая услуги Гилты и леди Болдуин. Гилта — понятно, служанка. Но леди Болдуин! Жена шерифа! Сэр Роули простодушно, но не без ехидства пояснил: незамужней женщине не подобает лапать мужчин.
Аделия могла резонно и едко возразить, что он жив только благодаря ее заботе. Но сдержалась. Пико не переубедишь. Она больше не нужна, и поэтому ей следует с достоинством удалиться.
К концу веселого спора-препирания настроение Аделии резко изменилось. Радость больше не жила в этой комнате.
— Что бы вы ни говорили, — сухо заключила врачевательница, — но мы обязаны исследовать берега реки.
— Ради Бога, не будьте такой идиоткой! — в сердцах воскликнул Роули.
Аделия порывисто встала. Ради этой свиньи она и сейчас была готова умереть, но от оскорблений — увольте!
С суровым видом лекарка подоткнула сползшее одеяло, обдав сэра Роули знакомым запахом — смесью аромата настойки из вахты трехлистной, которой она потчевала его трижды в день, и ромашки, используемой для мытья волос. Больной втихомолку жадно втягивал в себя этот будоражащий запах… но тут мимо кровати, следуя за хозяйкой, проковылял Страшила и мигом испортил воздух.
Аделия вышла, оставив по себе гробовое молчание.
Сэр Роули растерянно воззрился на остальных.
— Разве я не прав? — обратился он по-арабски к Мансуру за поддержкой. — Не бабье это дело — искать убийцу по берегам проклятой реки!
— А что она, по-вашему, должна делать, эфенди?
— Не философствовать, не спорить, а лежать подо мной на спине с раскинутыми ногами! Самое бабье дело! — Сэр Роули тут же пожалел о своих запальчивых словах. Мансур, выставив кулачищи, стал грозно надвигаться на него. — Эй, эй, я никого не хотел обидеть! Это я так, с досады на самого себя, что лежу тут такой беспомощный…
