— А ну лезь в лодку! — рявкнул на меня чертов слуга.
Он пнул меня сзади, когда я занес ногу, чтобы ступить в лодку. Удар пришелся в пах, и меня буквально скрючило от боли. Я рухнул в лодку, и она отчаянно закачалась.
— Погоди, тебя еще и не такое ждет, — пообещал мне Колючка.
Кролик вцепился в борта лодки, чтобы не вывалиться.
— Да где же я для вас обоих место найду?
— Ничего, найдешь, — огрызнулся слуга, перешагивая через меня. — Яот будет лежать тихо, много места не займет. А начнет чудить, так мы его за борт кинем!
— Куда вы меня везете? — выдавил из себя я, когда наконец обрел дар речи.
— Домой, конечно. Господин Черные Перья страшно обрадуется твоему возвращению. Знаешь, как он скучал по тебе?
— Приятно слышать, — прохрипел я, лишь бы что-то ответить. Вообще-то мне хотелось сказать этому слуге совсем другое, не опасаясь того, сумею ли я после этого хоть раз еще открыть рот. — Видишь ли, приятель…
— А мы тебе, знаешь ли, сюрприз приготовили.
Я улегся на дне лодки поудобнее, надеясь в подходящий момент броситься в воду и уплыть, как это однажды уже случилось, когда меня похитил Тельпочтли.
— Сюрприз?
— Да. И хорошо, что мы вовремя нашли тебя, а то он долго ждать не может. Правда, Кролик?
Носильщик ничего не ответил — наверное, все мысли его были о том, как бы не перевернулась лодка.
— Послушай, Уицик, — проговорил я. — А тебе не интересно узнать, что я делал в доме Рукастого?
— Э-э, брат, всему свое время! И это мы узнаем. Только не порть мне картину и не рассказывай все раньше времени. Я с удовольствием выколочу из тебя палками эти признания!
— Я до сих пор ищу арестантов, которых мне велели найти император и наш хозяин, — сказал я. — Человек, которого Сияющий Свет преподнес в жертву богу войны на празднике Поднятых Знамен, был одним из них. Нашему господину это известно. Вот я и хотел выяснить, не помнит ли Рукастый каких подробностей. — Сейчас я любой ценой старался не допустить возвращения моего хозяина и его слуги в дом Рукастого — во всяком случае, до тех пор, пока мой брат и Эхекатль благополучно не уберутся оттуда.
— Ну надо же, как интересно! — заметил Уицик фальшиво.
— Так вот оказалось, что он ничегошеньки не знает. Даже общаться со мной и то не хотел.
— Ладно-ладно, не расходись. Все это ты расскажешь господину Черные Перья. А язык тебе вырвут потом — об этом я позабочусь!
Я оперся на руки. Каноэ по-прежнему сильно раскачивалось, и Кролик то и дело чертыхался от злости. Я смекнул, что, приложив небольшие усилия, запросто мог бы опрокинуть эту посудину и вывалить нас всех в воду.
Но тут обутая в сандалию нога больно придавила мне руку, заставив снова распластаться на дне лодки.
Уицик навис надо мной и злобно прошипел:
— Удрать даже и не думай!
Меня приволокли во двор хозяйского дома и бросили перед дверью моей каморки.
Колючка больно пнул меня ногой.
— Вставай!
Я кое-как поднялся. Колючка с Кроликом подошли ко мне. Оба молчали.
Я только облизывал пересохшие губы, не в силах придумать, как выкрутиться из этого на редкость скверного положения.
Вскоре терпение Уицика лопнуло.
— Ну, что молчишь, Яот? Совсем нечего сказать? А в лодке ты был куда как разговорчив! Я уж даже начал бояться, что ты нам все веселье испортишь.
— А что ты хочешь узнать от меня? — спросил я, глядя при этом на Кролика, которому, судя по его виду, было совсем не до веселья.
— Узнать? Ничего я не хочу узнать! Наоборот, я хочу, чтобы ты подольше упорствовал. Тогда я с наслаждением тебя помучаю. Вот и Кролик мне поможет. Думаешь, он забыл ту взбучку, какую получил за то, что ты удрал?
И он толкнул меня в спину прямо в объятия Кролика.
Эту игру я знал хорошо. Мне предстояло побыть мячом, который пинают и перебрасывают друг другу, каждый раз с большей силой, пока этот живой мяч не превратится в беспомощную груду мяса и переломанных костей. Только Кролик начал неудачно — не успел вовремя отпихнуть меня, и теперь мы с ним стояли, глядя в глаза друг другу.
Я выдавил из себя жалкую улыбку:
— Ты что, никогда не играл в такую игру?
У себя за спиной я услышал приближающиеся шаги Уицика, а еще через мгновение он ударил меня по почкам.
Закричав от боли, я рухнул под ноги Кролику, беспомощно корчась в муках.
— Мне понравилось. Теперь давай ты, Кролик, твоя очередь!
Еще не оправившись от предыдущего болевого шока, я почти не почувствовал следующего пинка.
— Давай, давай! Ты ведь и на большее способен! Только вспомни, каким дерьмом напоил тебя этот ублюдок со своим старым дружком и как ты потом маялся!
Кролик снова пнул меня, на этот раз сильнее, и я перекатился к Уицику, а тот обрушил свой новый удар туда, куда бил мгновение назад. Я взвыл от боли. Выгнув спину дугой, я, как оказалось, выставил свои еще целые ребра под удар Кролика. От его пинка я зашелся в удушливом кашле и начал харкать кровью.
— Эй, поосторожней! Не надо так уж сильно — мы же хотим, чтобы он порадовался нашему сюрпризу!
— Что вам надо? — задыхаясь, прохрипел я. — Хоть бы сказали, чего вы от меня хотите!
— Ну-ну-ну… Это пока рановато. Это у нас пока только разминка!
Жрецы привычны к боли. Еще мальчишкой в школе жрецов я прошел разные испытания — меня кололи шипами кактуса и хлестали горящими факелами за малейшую провинность. Я пускал себе кровь, ежедневно прокалывая собственный язык, уши, руки, ноги, пенис, не давая зажить уже имеющимся ранам. Я окунался в ледяную воду озера среди ночи и потом сидел голый, мокрый и дрожащий до самого рассвета.
Вот и сейчас, когда я попал под град ударов и пинков, во мне пробудился старый, давно забытый инстинкт, и я перестал чувствовать боль. Я по-прежнему ощущал удары, но мне казалось, будто они достаются кому-то другому — словно я видел этого стонущего и корчащегося от боли человека со стороны.
Потом я сообразил, что мои мучители попросту не сильно усердствовали. При желании они могли бы забить меня до смерти, но, несмотря на откровенное удовольствие, они все же старались сдерживаться. Уицик то и дело одергивал верзилу, подсказывал, как причинить жертве боль, не переломав ей при этом костей.
Наконец я перестал дергаться и погрузился в небытие.
Я пришел в себя от какого-то грохота. Я затруднялся определить, когда он начался, но казалось, он не кончится никогда. Он исходил словно бы отовсюду и ниоткуда конкретно. Снова и снова я погружался в дремотное состояние, а когда пробуждался, постоянно слышал этот неизменный шум.
