Мы с Рукастым не сводили глаз с этих разносчиков угощений — нашей задачей было приглядывать за хозяином на случай, если он соблазнится и вздумает отведать какого лакомства. Впрочем, меня больше интересовали гости. Смотреть мне было проще не на их лица, а на ноги, вот я и шарил глазами понизу, выискивая среди мозолистых, обутых в сандалии ног торговцев и воинов, среди расшитых подолов их плащей тоненькие изящные женские лодыжки или подол женской юбки.
Среди гостей присутствовало несколько женщин — в основном жены торговцев, сопровождающие мужей или пришедшие вместо них. Но некоторые находились здесь сами по себе — женщины, имевшие собственное торговое дело. Прошерстив их всех глазами и разглядев их лица, я оказался разочарован, так как Лилии среди них не оказалось.
Я пытался заранее придумать, что скажу ей при встрече, но на ум ничего не приходило. Впрочем, с точки зрения моего хозяина, важно было другое — чтобы она, увидев меня, сообщила об этом Проворному, и тогда Тельпочтли явился бы сюда за мной. Вот этого и ждал мой хозяин. А чего же ждал я?
Я представлял себе, как обвиню ее в том, что она впустила в свой дом человека, пытавшегося убить меня; как упрекну ее в предательстве и потребую признаться, означала ли для нее хоть что-нибудь та ночь, которую мы провели вместе. Я прямо-таки видел обиду в ее глазах, воображал, как она поспешно отвернется, желая скрыть, что уязвлена, и серебристые прядки в ее волосах сверкнут при этом на свету.
А еще я думал о том, как она смерит меня холодным взглядом, заносчиво оттопырив губку, всем своим видом изображая презрение, или вовсе громко расхохочется.
— Ты просто дурак, Яот! — пробурчал я себе под нос.
— Вот тут ты попал в самую точку! — прогремел у меня над ухом голос, знакомый до боли. — А ну, иди-ка сюда!
Железная ручища, покрепче крокодильей челюсти, вцепилась мне в плечо.
— Постой хоть немного на одном месте, а то я уж устал за тобой гоняться!
— Ну здравствуй, братец, — вздыхая, сказал я. — Что-то не признал я тебя в этом наряде.
Лев вернул себе прежний холеный вид. На нем был новехонький плащ, даже ткань еще не пообмялась и слегка топорщилась. Плащ был выкрашен в желтый цвет и смотрелся даже ярче, чем подсолнух в его левой руке. Его недавно подстриженные волосы оказались завязаны в безукоризненный узел, а в верхнюю губу он продел серьгу в форме золотого орла со вставленным в него зеленым камешком. Выражение лица у него получилось самое что ни на есть свирепое.
— Ладно, будет тебе веселиться! Лучше скажи, что ты здесь делаешь.
— Ты бы руку сначала убрал с моего плеча, — посоветовал я. — Оно ведь, если ты помнишь, не принадлежит ни тебе, ни мне.
Искоса метнув взгляд на моего хозяина, Лев последовал моему совету.
— Так надо понимать, ты здесь по хозяйскому распоряжению? Все ищешь ваших драгоценных колдунов?
— Конечно.
Брат насмешливо фыркнул:
— Интересно, что старик Черные Перья надеется выведать в этой компании? На таких сборищах люди обычно не говорят ничего путного. Я вообще не понимаю, зачем устраивать эти застолья! Меня лично от них всегда тошнит!
Пылкость его речей удивила меня — я ведь, как всегда, забыл, что, несмотря на свое высокое положение, Лев родился в одной семье со мною, но в отличие от меня не учился в школе жрецов вместе с отпрысками из знатных семей. Родной стихией для Льва, как объявила в день его появления на свет повивальная бабка, должно было стать поле битвы, а не тесный двор в доме какого-нибудь торговца, где все разговоры велись только о ценах на какао да о том, как трудно найти хорошую кухарку, умеющую правильно приготовить мясо броненосца.
— Да уж, — отозвался я. — Не иначе как здешние хозяева в этом вполне согласны с тобой, потому что ни Лилии, ни ее отца я здесь не вижу.
— Старик или готовится к жертвоприношению, или уже упился до беспамятства. А она, говорят, сказалась нездоровой и удалилась на женскую половину. Может, прослышала о твоем приходе!
— Ты еще не объяснил мне, что сам здесь делаешь.
— Я узнал, что здесь будет старик Черные Перья. — Имя моего хозяина в его устах прозвучало как плевок, и это окончательно развеяло все мои сомнения по поводу обуревавших его чувств. — Я намерен посчитаться с этим ублюдком после того, на что он толкнул меня и моих людей в Койоакане.
Я посмотрел на него с тревогой:
— Но ты ведь не собираешься…
— Да нет, я просто намерен не сводить с него глаз, вот и все. Если колдунов из тюрьмы похитил твой хозяин, а потом упустил их, значит, я буду в том месте, где он найдет их. Моя задача позаботиться о том, чтобы хотя бы один из них вернулся к Монтесуме живым. Вернулся и рассказал императору обо всем совершенном его главным министром!
Я тихонько застонал:
— О Боже, нет!.. Лев, ты же не…
— Так что тебе, Яот, придется решать, с кем ты — со мной и императором или со своим хозяином.
От необходимости отвечать меня избавили внезапное волнение и шум, всколыхнувшие толпу. Я поспешно обернулся, ожидая увидеть Лилию, вышедшую навстречу гостям, но это оказался всего лишь очередной разносчик с огромной чашей дымящегося шоколада в руках. За ним следовали другие, неся посуду, а в воздухе теперь вместе с ароматом шоколада и мускатного ореха повисла благоговейная тишина.
После шоколада наступило время жертвоприношений.
Самым главным и важным гостем на этом празднике был тот, кого никто никогда не видел в лицо. Бог войны Уицилопочтли регулярно получал подношения в виде цветов и табака на алтарях в Уицнауаке, Йопико, Тламацинко и в Почтлане. Всему собранию предстояло обойти с торжественной процессией все пирамиды в квартале и наблюдать за тем, как старик Добрый будет подниматься по ступенькам на вершину, неся охапки драгоценных хрупких даров. Поначалу я забеспокоился за старика — справится ли он? — но тот, похоже, давно привык к подобным ритуалам — высоко держал голову, поднимаясь по ступенькам, и со знанием дела толковал о чем-то на вершине со жрецами перед тем, как возложить подношения в Орлиную Чашу.
Пятой и последней точкой возложения даров стал дом старика в Почтлане, а именно центр двора, где уже находился огромный барабан, приготовленный для танцев.
Большинство гостей видели эту церемонию уже много раз, поэтому сейчас удалились в дом и беседовали там между собой, не мешая нам с Рукастым наблюдать.
— А хозяюшки по-прежнему не видать, — шепнул я Рукастому.
— Думаешь, улизнула? — спросил он.
— Да вроде там должна быть. — Я кивнул в сторону женской половины. Я все еще не оставлял мысли проникнуть туда потихоньку, когда начнется праздничный гам.
Музыканты и танцоры громко заулюлюкали, вызывая хозяина дома. Потом кто-то объявил о его появлении, и во двор бодро, ничуть не запыхавшись после четырехкратного восхождения на пирамиды, выплыл старик Добрый, и вместе с ним вымазанный сажей жрец в черном одеянии.
