Жрец нес перед собою дымящуюся курильницу, а Добрый держал в руках живую перепелку. Курильницу поставили на землю перед барабаном рядом с цветами и еще дымящимися табачными трубками, и старик передал перепелку в руки жрецу. Тот молниеносным движением свернул птице шею и швырнул ее трепыхающееся тело наземь к подножию барабана.
Жрец со стариком, наклонившись, пристально наблюдали за ее смертными муками.
— Главное, чтобы она не «отлетела» на север, — шепнул я Рукастому. — На восток, на запад или на юг пожалуйста, но только не на север, так как север олицетворяет зло.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем жрец со стариком наконец распрямились. За ними не было видно ничего, кроме тоненькой струйки крови в пыли у них под ногами.
Я знал, что объявит жрец, еще прежде чем он открыл рот. Я догадался об этом по его сжатым кулакам и по жалкому виду старика, который буквально на глазах вдруг как-то скукожился.
— В этот дом придет смерть!
Я медленно беззвучно выдохнул.
— На север? — тихонько произнес Рукастый.
— На север, — ответил я шепотом, гадая, чью же смерть накаркала эта маленькая птичка своими последними муками.
Жрец снова взял в руки свою курильницу. Обратившись на восток, он взмахнул ею четыре раза и потом повторил эту процедуру, поворачиваясь к трем другим сторонам света — к западу, югу и северу поочередно, — после чего направился в дом бросить в очаг горящий кусочек каучука.
Старик Добрый остался стоять один посреди двора, безмолвно взирая на крохотное бездыханное тельце птички.
Воины затеяли пляску.
С наступлением темноты под скорбные трубные звуки раковин, доносившиеся с вершин далеких пирамид, гостям подали «пищу богов» — грибочки, утопленные в меду, отбивающем их горький вкус. С этого момента других угощений не ожидалось, да все уже были и так сыты, хотя шоколад продолжали, беспрерывно помешивая, разливать по чашкам.
Губернатор вышел во двор первым в сопровождении своего заместителя, других важных сановников, среди которых были мой хозяин и мой брат, а также прославленных воинов из касты «остриженных», из племени отоми, из касты «орла» и «оцелота». Когда музыканты затянули свою громкую пронзительную песнь, а танцоры пустились в пляс, взоры некоторых уже порядком помутнели — это означало, что грибочки подействовали.
Подогретые шоколадом и грибочками, многие из танцоров теперь наверняка не угомонились бы до утра. Каждому, конечно, казалось, что он горделиво и грациозно выступает под музыку, рожденную самими богами. И ни одному из них было невдомек, как все выглядит на самом деле, как смотрится со стороны это беспорядочное топтание на месте шатающихся пьяных людей. Я облегченно вздохнул, когда перед началом танцев мой хозяин изъявил желание удалиться в дом и там отдохнуть на тростниковой циновке под доносящиеся со двора волшебные звуки барабана.
Торговцы не участвовали в танцах. Рассевшись во дворе по кругу, они наблюдали за происходящим и мирно беседовали. Рядом лежали дары, приготовленные для тех, кто еще способен что-либо различать, — цветы, табачные трубки, перья, бумажные гирлянды, мозаики из бирюзы и одежда, для блеска обработанная слюдой.
В голову мне закралась мысль, что если я удеру сейчас, то, возможно, до самого утра меня никто не хватится. Но куда я мог бежать? Этот вопрос я задавал себе еще раньше, но так и не нашел на него ответа. Найти себе пристанище где-либо, кроме Мехико, я не смог бы, а в самом Мехико мне нигде бы не было покоя, когда, проснувшись, мой хозяин обнаружил бы, что я пустился в бега во второй раз. К тому же меня преследовали два образа, два лица Лилии — одно обиженное и уязвленное моими словами, другое равнодушное и холодное. Эти видения, судя по всему, собирались мучить меня до тех пор, пока я не выясню, которое из них окажется настоящим.
Кроме того, просто так выйти на улицу было нелегко — ведь торговцы сидели в рядок по всему периметру двора. Даже на женскую половину пробраться оказалось не так-то просто. Я осторожно проскальзывал между танцующими, надеясь, что старик Добрый не заметит меня.
Так бы и случилось, если бы одного из танцующих ненароком не занесло мне под ноги, отчего мне пришлось резко посторониться, и я ступил ногой в аккуратно разложенную перед стариком горку подарков.
— Извиняюсь! — выпалил я не задумываясь.
— Здоров, Яот! — тут же отозвался знакомый скрипучий голос.
Старик узнал меня по голосу, и мне ничего не оставалось, как вступить с ним в беседу.
— Добрый! Ты, я вижу, сегодня ни капли в рот не взял!
В его мутных старческих глазах отражался сумеречный свет.
— На своем-то собственном застолье? — удивился он. — Да как же можно! Сегодня я хозяин и должен всем заправлять. К тому же мне еще предстоит в полночь совершить жертвоприношение Якатекутли, а для этого требуется ясная голова. И грибов я не употребляю, даже не спрашивай. От этих чертовых грибов у меня совсем башню сносит!
Итак, получалось, что мы со стариком, возможно, были единственными трезвыми людьми во всем доме.
— Если ты ищешь мою дочь, то можешь оставить эту затею, — продолжал он. — Она не хочет тебя видеть.
Я посмотрел в сторону женских покоев. Там было темно, но кто тогда двигался внутри?
— Я предпочел бы услышать то же самое от нее.
— Негоже мужику являться на женскую половину без приглашения. Да еще в самый разгар праздника! И не просто мужику, а рабу, которого того и гляди погонят взашей. Неужто ты этого не знаешь? — Он, не повышая голоса, дал мне понять, что к Лилии мне просто так не приблизиться. Я тут же вспомнил про дюжих воинов, нанятых сегодня для обслуживания застолья. Одной из их обязанностей была необходимость разнимать разгоряченных грибками гостей, случись тем подраться, а уж усмирить какого-то костлявого раба любой из них мог в два счета.
— Зачем ты явился сюда, Яот? — задал вопрос старик, чуть смягчившись.
— Я хотел попросить твою дочь помочь нам найти Туманного, — ответил я и прибавил: — А еще я хотел узнать, зачем она помогала ему, когда он пытался убить меня.
— И что же, ты поверишь ей, если она скажет, что этого не делала?
— Не знаю. Вот поэтому-то я и хочу с ней поговорить.
С ответом старик медлил, потом произнес:
— Никто в этом доме не желает тебе зла.
Я посмотрел на него в упор, но он уже успел отвернуться.
— Пожалуйста, не пытайся встретиться с моей дочерью! — Он не сводил глаз с ее двери. — Ты только расстроишь ее еще больше, а сказать ей тебе все равно нечего, уж поверь мне. — Он снова взглянул на меня и выдавил из себя слабую улыбку. — К тому же она еще не вышла из траура. Ты вот знаешь, например, что она может мыть голову только раз в восемьдесят дней до тех пор, пока Сияющий Свет не вернется? Так что понятное дело, она не захочет с кем-то видеться сейчас!
