— Всего лишь шестой, — усмехнулась она.
Я содрогнулась и проговорила:
— Я даже не сержусь, мадонна… Я в ужасе. Не понимаю, почему тебя это не пугает! Твой муж отравил Жерара, разве тебе мало подобного предостережения? К чему ставить себя в такое опасное положение?
— Куда более опасное, чем тебе кажется, — ответила она, внимательно глядя мне в лицо. — Джироламо не убивал Жерара.
— Тогда кто?.. — Я так и застыла с раскрытым ртом, прежде чем прошептать: — Борджа?
Катерина кивнула.
— Я не люблю Родриго, но восхищаюсь его хитроумием. Я узнаю у кардинала все, что смогу. Он думает, будто умнее меня. Я же собираюсь доказать обратное.
— Боже мой, — прошептала я. — Ты точно знаешь, что он убийца, мадонна? Если да, то зачем приглашать его и заниматься с ним любовью? Чего ради ты нарываешься на неприятности?
— Я пытаюсь защитить себя и своего первенца, — решительно возразила Катерина и приложила руку к животу, пока еще плоскому. — Если не сумею, то мой муж скоро лишится влияния. Я не собираюсь с позором вернуться в дыру, именуемую Имолой, чтобы править кучкой крестьян.
— Да ты сама еще ребенок — и хочешь переиграть Борджа?! — возмутилась я. — Он весьма искушен в предательстве! Как интрижка с ним защитит тебя?..
Катерина вскинула руку и гневно отрезала:
— Хватит! Больше я тебе ничего не скажу.
— Почему же? Я слышала и не такое.
Она нежно коснулась моей руки и лукаво, не глядя мне в глаза, призналась:
— Потому что из всех людей на свете я больше всего хочу защитить тебя. Ты единственный человек, которому я верю.
Я смягчилась от столь неожиданного проявления привязанности.
Катерина заметила это, отдернула руку, пожала плечами и небрежно прибавила:
— Кроме того, ты мой талисман. Если с тобой что-нибудь случится, все пропало.
Утром из палаццо Борджа прямо в покои моей госпожи доставили два подарка: большую рубиновую подвеску, обрамленную крохотными алмазами, и серебряный флакончик для духов, инкрустированный переливающимся перламутром. Посланник Борджа отказался отдавать подарки кому-либо, кроме самой Катерины. Когда она вошла в кабинет, чтобы принять их, гонец упал перед ней на колени и поклонился так низко, что клюнул носом пол.
— Как я падаю ниц перед вами, так и мой господин склоняется перед вашей красотой и умоляет принять эти дары, едва ли достойные вас, — начал он заученную речь. — Он велел передать: «Светлейшая мадонна Катерина, вы храбрейшая и изумительнейшая женщина из всех, кого я встречал». — Гонец добавил, как будто от себя: — Эти слова были искренними, ваша светлость. Я еще никогда не видел его таким вдохновенным.
Когда слуга поднял голову, Катерина наградила его лучезарной улыбкой и сказала:
— Пусть мои придворные дамы проводят тебя в кухню и дадут самого лучшего вина. Подожди там, пока я не позову. Я подготовлю ответ для твоего господина.
Катерина сделала знак Теодоре, которая увела гонца за собой, затем развернулась ко мне и заявила:
— Времени на шифровку нет. Я пошлю письмо, написанное твоей рукой.
Я покорно уселась за конторку, взяла перо и записала под диктовку Катерины:
Ваше высокочтимое преосвященство, кардинал Родриго Борджа!
Я высоко ценю наши беседы и Вашу искренность и всегда буду считать Вас своим лучшим другом. Однако недавно я поняла, что жду ребенка. Политические дискуссии больше не привлекают меня, теперь я полностью сосредоточена на наследнике, которому будут необходимы мать и отец, а также поддержка всех родственников, в том числе кардинала делла Ровере и, разумеется, его святейшества Папы Сикста.
Мне очень жаль, но я не в силах продолжать наши дискуссии. Рубиновую подвеску я принять не могу, что же касается второго подарка, я сохраню его навеки.
С глубочайшим почтением,
ее сиятельство графиня Катерина Сфорца.
Через час несчастный посланник отправился к своему господину с рубином и письмом Катерины. Борджа придет в ярость, но не станет убивать женщину, если верить словам жителей Рима. Ночью я лежала в постели, несказанно радуясь тому, что больше не будет никаких тайных свиданий с испанским кардиналом.
Но мое счастье оказалось недолгим.
На следующее утро я проснулась до рассвета, потому что Катерину рвало над тазом, оставленным на ночном столике специально для этой цели. Я разбудила горничную, спавшую в комнате через коридор, и отправила ее за хлебом с солью. Катерину тошнило добрых полчаса, и под конец она совсем измучилась. Я умыла ей лицо и руки, помогла натянуть чистую ночную рубашку и усадила на кровать, где она и застыла, с опаской поднеся ко рту подсоленный хлеб.
Взошло солнце, наступило очередное ослепительно яркое, влажное утро, за которые Джироламо и ненавидел лето в Риме, предпочитая до сих пор путешествовать по умеренно теплой Романье. Примерно через час один из стражников, стоявших перед дверью Катерины, постучал и сообщил, что прибыл кардинал Борджа, который настаивает на аудиенции.
— Отошлите его прочь, — простонала Катерина. — Я нездорова. Скажите, что я буду ждать от него письма, но лично принять не могу. Если он не уйдет, пусть его проводят к выходу мои телохранители. Если потребуется, они могут применить силу.
От этой короткой речи ей снова стало дурно, и я положила ей на лоб прохладное полотенце.
Слуга сказал:
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
Не успел он уйти, как из коридора донесся шум. Слуга пререкался с кем-то, затем послышались звуки борьбы.
Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник Родриго Борджа. Правой рукой он с легкостью удерживал за шиворот невысокого худощавого стражника. Тот тщетно рвался из хватки кардинала, пока Борджа сверлил взглядом Катерину. Он старался скрыть свой гнев за сурово-сосредоточенным выражением лица, однако было заметно, как напряглись мышцы под сощуренными глазами.
— Прошу прощения за грубость, — сказал он Катерине. — Однако мне пришлось настоять на своем.
— Прекрати, — велела Катерине слуге, и тот перестал размахивать кулаками, после чего Борджа выпустил его.
— Можешь идти, — сказала Катерина раскрасневшемуся стражнику. — Но помни, что я велела.
Слуга поклонился и убежал.
Борджа вошел в спальню, кивнул в мою сторону и заявил:
— Она тоже должна уйти.
Но Катерина решительно возразила:
— Дея останется! Вы не имеете права врываться в спальню женщины и требовать разговора наедине. К тому же я уже сказала, что нездорова.
Борджа секунду возвышался над Катериной, затем уперся обеими руками в матрас, наклонился и приблизил к ней лицо. Я стояла рядом с госпожой и придерживала ее за плечи.
