— Франциск, — позвала Мария. — Поговори со мной, пожалуйста…
Он едва приоткрыл глаза и, заикаясь, произнес:
— Н-не з-заставляй м-меня. Больно…
В комнату вошли Карл и Эдуард. Они во все глаза смотрели на старшего брата.
Вспыльчивый Карл, с младенчества страдающий от кашля, повернулся ко мне и спросил громко и бессердечно:
— Он что, умрет? И тогда королем стану я?
У Франсуа задрожали веки. Мария отпустила руку мужа и, перегнувшись через меня, хлопнула Карла по пухлой детской щеке.
— Ужасный мальчишка! — воскликнула она. — Как можно говорить такие вещи?!
Лицо Карла исказилось от гнева.
— Во всем виноват Эдуард! — закричал он, глядя на младшего брата. — Это он подучил меня так сказать.
У Эдуарда было все то, чего не было у Карла: Эдуард был красив, умен, высок и обаятелен. Карл набросился на брата, искавшего защиты у меня на руках.
— Это ты желаешь смерти Франциску. И мне тоже. Когда мы оба умрем, ты все получишь.
— Это неправда, — прошептал Эдуард и тихо заплакал. — Франциск, прости его…
Я передала мальчиков гувернантке и строго наказала не появляться у постели больного, пока я за ними не пошлю.
Мы с Марией провели возле Франциска весь день и ночь. Крепко держали его, пока врач вливал ему в ухо теплое лавандовое масло. Франциск дергался и жалобно хныкал.
Через несколько часов он уселся и заорал. Из больного уха потекла желтая зловонная жидкость. Мы с Марией были в ужасе, но врач остался доволен. Свищ прорвался. Если пациент окрепнет, то перенесет инфекцию.
Боль ослабла, и Франциск наконец уснул. А я реализовала совет врача: отправилась в кровать и погрузилась в сон.
Мне снилось, что передо мной истоптанная копытами арена у замка Турнель. Поначалу мне казалось, что там нет ни дворца, ни трибун, ни зрителей, никого, только я и черная неподвижная фигура человека возле моих ног. Голая земля протянулась до горизонта.
Генрих умирал, я его не звала, не задавала вопрос, чем помочь. На этот раз я знала, что ничего не могу для него сделать. Могу только слушать, как он шепчет «Катрин», и смотреть, как жизнь покидает его.
Когда он испустил последний вздох, из раненого глаза хлынула кровь и закапала на землю. Он растекалась все больше, пока не покрыла поле. Я видела тысячу отдельных кровавых ручейков.
В каждом ручейке появлялся агонизирующий человек. Это были смертельно раненные солдаты, их становилось все больше. Стоны становились громче, пока не обратились в сплошной рев. Я сжала ладонями виски, стараясь унять шум в голове.
«Madame la Reine, aidez-nous…»
«Помогите нам, помогите нам, помогите нам…»
«Но что я должна сделать? — спрашивала я. — Только скажите, что я должна сделать?»
Мой голос заглушал нарастающий гул. Я взывала к ним все громче, пока не проснулась в собственной постели. Вдруг я отчетливо поняла: не только мои сыновья в опасности. Смерть Генриха стала не окончанием кровопролития, а, скорее, началом.
После пробуждения я осознала, что сулит будущее. Франциск умрет, на его место придет его брат, десятилетний Карл. Но Карл слишком юн для управления государством. Согласно французскому закону, пока королю не исполнится четырнадцать лет, должен быть назначен регент.
Регента избирало собрание ноблей, а судя по растущему недовольству де Гизами, собрание, скорее всего, передаст регентство первому принцу крови Антуану де Бурбону.
Смерть Франциска лишит Марию французской короны, то есть и де Гизы утратят к ней какое-либо отношение. Они не позволят Бурбону заявить о своих правах, поскольку тот отнимет у них власть. Бурбон, в свою очередь, поведет против врага армию гугенотов, а Гизы бросят клич всем добрым католикам, призывая на борьбу с еретиками. Во Франции начнется гражданская война.
Я встала, позвала мадам Гонди и велела ей послать за Бурбоном.
Дни до приезда Антуана де Бурбона были окрашены робкой надеждой. Лихорадка у Франциска прошла, он сел в кровати и съел немного овсяной каши. Почувствовав облегчение, я отправилась подышать холодным осенним воздухом. Быстро пересекла лужайку и поднялась в закрытую теннисную галерею. Там звенели мальчишечьи голоса; стены на удары мяча отзывались гулким эхом. Я вспомнила, как наблюдала за молодым мужем и его братом, когда они играли в теннис.
Тут раздался крик: «Tenez!» В тот же момент мимо меня просвистел мяч. Я обернулась и посмотрела на лужайку. Голова закружилась, и я поднесла руку к глазам, а когда убрала ее, на траве лежали обнаженные изувеченные тела.
Я была так ошеломлена, что просто застыла. Тела стали расплываться в воздухе, а потом исчезли. С галереи послышался топот бегущих ног.
Оглянувшись, я увидела шестилетнего Генриха Наваррского с ракеткой в руке. Он замер в нескольких шагах от меня и с испугом уставился на то же место, где мне померещились трупы.
Я поманила мальчика к себе, но тот ринулся прочь.
— Генрих, подожди! — окликнула я.
Он остановился, и я подошла к нему.
— Ты тоже их видел? — спросила я. — Ты их видел…
Генрих поднял на меня глаза. Лицо его сморщилось, и он зашагал назад, в галерею.
Как только я вернулась во дворец, то немедленно пригласила к себе Руджиери.
Колдун, бледный человек без возраста, уселся напротив меня.
— Смерть Генриха не положила конца несчастьям, — начала я. — Сны привели меня во Францию не только ради мужа; умрет еще много народу… тысячи людей, если я не приму меры. Мы должны подумать, как мне поступить.
Руджиери избегал встречаться со мной взглядом.
— Жизни ваших сыновей были куплены кровью других детей, — сказал он. — Не собираетесь же вы уничтожить одну тысячу людей, чтобы не погибла другая тысяча.
— Конечно нет, — сердито произнесла я. — Но я делаю все, что могу, на практическом уровне, стараясь не допустить войны между католиками и гугенотами. Вы колдун, астролог и мой советник. И наверняка вы лучше меня знаете, как избежать ненужных жертв.
— Я и раньше утверждал, что талисманы неспособны противостоять катастрофе. Звезды обязательно пойдут своим путем. Недавно я изучал эти звезды — они изменились с тех пор, как я дал вам жемчужину. — Лицо Козимо выражало то, что я прежде у него не замечала: вину. — Гибель короля Генриха должна была положить конец вашим ночным кошмарам, мадам, и остановить кровь. Я думал, что влияние одного ребенка на будущее окажется спасительным, но трое…
В моей памяти всплыли слова пророка: «Полотно истории соткано из многих нитей. Попробуйте одну заменить на другую, более слабую, и ткань порвется. Ткань порвется, кровь прольется, и крови будет больше, чем в любом сне».
