Предмет с мягким стуком упал на нижнюю площадку, рядом с моими ногами. Мужчина притянул женщину к себе, и они страстно поцеловались. Я нагнулась и подняла с камня блестящий предмет.
Это было колье с бриллиантом, которое Жанна подарила Марго.
Я посмотрела наверх. Мужчина и женщина разомкнули объятия. Марго побежала в свои комнаты, а мужчина стал спускаться по лестнице. Я в панике спряталась в нишу.
Оказавшись на том самом месте, где я только что находилась, мужчина остановился. Когда я его ясно разглядела, то закрыла глаза.
Я зажмурилась и не двигалась те долгие минуты, пока он медленно ходил по площадке, разыскивая подарок. Наконец он выругался и пошел вниз по лестнице.
Только тогда я открыла глаза, но скрыть то, чего мне знать не хотелось, уже было невозможно. В холодном воздухе плыл знакомый запах флердоранжа.
Размышляя несколько часов о том, чему я стала свидетелем, я решила, что мой мозг меня обманул. Я изначально была уверена, что застала ссорящихся любовников, а потому приписала страсть родственному поцелую. В конце концов, Эдуард был увлечен мужчиной, а потому не мог влюбиться в женщину, тем более в собственную сестру.
Больше прежнего я мечтала выдать Марго за Генриха, мне было неважно, что она всю жизнь проведет в захолустной Наварре.
Переговоры начались на следующий день, рано утром. Огонь в камине уже согрел комнату заседаний, и отдернутые шторы впустили неяркое солнце. На Жанне было то же простое черное платье. Улыбка у нее была не такой светлой, как накануне. Она опустилась в кресло и устало вздохнула.
Я предложила записать на бумаге пункты, которые мы считаем важными. Когда это было сделано, мы обменялись листочками. Никаких сюрпризов я не увидела: Генрих должен придерживаться своей веры, а Марго перейдет в веру мужа. Бракосочетание состоится в Наварре, по протестантской традиции. Основную часть времени молодожены будут проводить в Наварре.
Конечно же, я хотела, чтобы Генрих принял католичество и женился на Марго в соборе Нотр-Дам. Поскольку Генрих был королем Наварры, я готова была согласиться на то, чтобы они провели полгода в этой крошечной стране.
Жанна прочитала мои условия, ее лицо сделалось холодным и непреклонным.
— Мой сын не перейдет в католичество, — промолвила она. — Хотя он родился не в своей вере, зато пришел к ней с Божьей помощью и путем самоанализа.
— Но если Марго сменит веру, она потеряет королевский статус.
— Мой сын не перейдет в католичество, — повторила Жанна.
Решительное выражение глаз, плотно сжатые губы… она явно была настроена серьезно, а потому я сменила тему. Мы стали обсуждать, где будут жить наши дети.
— Генрих будет находиться во Франции как можно меньше, — отрезала Жанна и словно бы поставила на этом точку.
— Генрих — первый принц крови и наследник трона, на нем лежит ответственность перед французским народом, — возразила я. — Ему придется полгода провести в Париже, поэтому вряд ли разумно…
— В Париже слишком много роскоши, — перебила меня Жанна. — Господь не одобряет показухи, адюльтера и пьянства.
— Ни за что не поверю, Жанна, что все придворные в Наварре чисты и преданы Богу.
Жанна молчала так долго, что я обиделась.
— Марго показалась мне хорошей девушкой. Пусть приедет и поживет с нами. Сама решит, подходят ли ей наши условия.
— Марго уже сказала мне, что предпочитает остаться в Париже, — призналась я. — Она привыкла к столичным порядкам. Несправедливо отправлять ее в такое… провинциальное место.
Жанна вздернула подбородок.
— Возможно, и провинциальное, зато не прогнившее.
— Неужели мы так быстро забыли, что были подругами? — спросила я. — Генрих и Марго знают друг друга с детства. Они родились в один год. Она Телец, он Стрелец. Они подходят друг другу.
— Не надо мне твоей астрологии, — отмахнулась Жанна. — Второзаконие, глава восемнадцать: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это».
Она проговорила эти слова без всякого ханжества. Видно было, что она мучается и готова заплакать.
«Ma fille, m'amie, ma chère, je t'adore».
«Ради любви к тебе я делаю это, ради любви пришла».
У меня приподнялись волоски на руке. Я прижала ладонь к жемчужине на груди. Все эти годы Жанна помнила, в чем я созналась во время родов: что я купила себе детей с помощью черной магии.
Мы через стол глядели друг на друга.
— Значит, ты считаешь меня проклятой, — хрипло заключила я. — Жанна, я сходила с ума от боли, когда произнесла эти слова о Руджиери…
— Мне казалось, это был бред, пока я не узнала, что ты общаешься с моим сыном. — Жанна сморщилась, удерживая слезы. — Я задерживала письма, которые он тебе отправлял. Ты пыталась внушить ему, что вы оба видите тайные вещи — ужасные кровавые события. Я заставила его просить у Бога прощения и запретила ему упоминать об этом.
Мне стало тошно.
— Если ты смотришь на меня с таким ужасом, зачем приехала?
— Я должна защитить права своего сына как первого принца крови.
Это было правдой. Если бы Жанна заупрямилась, мне понадобилось бы лишь обратиться с петицией к Папе, чтобы отлучить от церкви ее сына. В результате Генрих потерял бы права наследования, и они перешли бы к герцогу де Гизу.
— Стало быть, ты меня демонизируешь. Не интересуешься, где истина, просто судишь меня и отправляешь в преисподнюю.
Жанна заколебалась.
— Я никому не рассказала о твоих словах. И никогда не расскажу.
Она хотела еще что-то добавить, но я поднялась и жестом заставила ее замолчать.
— Не желаю ничего слышать. И обсуждать ничего не стану.
ГЛАВА 38
Я оставила Жанну и отправилась к себе. Ее обвинения меня потрясли, но и до беседы с ней я была потрясена и хотела отвлечь себя каким-нибудь делом. Устроившись за столом в аванзале, я стала просматривать корреспонденцию — отчеты дипломатов, просьбы к королю.
Но душа ныла, и усидеть на месте я не могла. Меня мучил страх, я чувствовала, что грядет что-то ужасное. Письмо в моей руке задрожало. Я закрыла глаза и вдруг перенеслась на много лет назад в палаццо Медичи. Раздался звон стекла, разбитого камнями, и голос рабочего: «Abaso le palle! Смерть Медичи!»
Я послала за Гильермо Перелли — астрологом, состоявшим у меня на службе, — и дала ему задание выбрать благоприятный день для бракосочетания Марго.
Перелли был нервным молодым человеком с выпуклыми глазами и такой длинной шеей, что она высоко поднималась над его пышным воротником. Гением его было не назвать, хотя он был способным и быстрым астрологом.
