— На колени, — велел он. — Проси хорошенько. — Во мне всколыхнулась ненависть. Я уставилась в пол, раздумывая, на что готова пойти, лишь бы защитить ребенка Джулиано. Нашего ребенка. На что готова пойти, лишь бы спасти моего отца. Я покорно соскользнула со стула на колени.
— Дай мне кулон, пожалуйста.
— Вот так. — Он вспыхнул и нервно задрожал. — Выходит, такова твоя цена. — Он небрежно отшвырнул кулон в сторону, и тот упал на ковер перед камином.
Потом он рывком поднял меня с пола. Я ожидала, что он сейчас поцелует меня, но ласки ему были не нужны. Он прислонил меня к столу, резко сдвинув все бокалы. Один упал на каменный пол и разбился.
Франческо толкнул меня на твердую дубовую столешницу, ноги у меня свисали, касаясь пола. Я инстинктивно прижала ладони к бедрам, оправляя юбки, но он рванул их вверх с такой силой, что моя сорочка из тончайшего французского батиста с треском лопнула.
Обезумев, он стянул одной рукой черные рейтузы и приподнял нижнюю рубашку, безрукавки под туникой на нем не было. Мое сопротивление только разожгло его пыл; поняв это, я заставила себя покориться и обмякла, когда он задрал мне руки за голову, сжав с невероятной силой запястья.
Он вел себя как животное. Так грубо овладел мной, что я вскрикнула от боли.
И тут душа оставила меня. Она покинула мое тело и слилась со светом и тенью, игравшими на потолке, с запахом свечей, зловеще горевших у меня над головой, с теплом, лившимся из камина.
Я превратилась в крепость, а он — в таран, пытавшийся меня разрушить. Но я устояла. Джулиано и наш ребенок не пострадали.
Я пришла в себя, почувствовав, как в меня и из меня льется горячая влага. Я охнула, когда Франческо отпрянул так же резко, как и овладел мной, и зажала руку между ногами, поняв, что меня ранили.
Медленно я начала приводить себя в порядок и сползла со стола, встав на нетвердые ноги. Он все еще тяжело дышал, проворно заправляя нижнюю рубаху в рейтузы, одергивая тунику и застегивая пояс. Заметив, что я смотрю на него не мигая, он улыбнулся. Он был весел и игрив.
— Лиза, Лиза. Какая чудная Иезавель
[21]
из тебя получилась. Ступай и подбери свою плату.
Я отвернулась от него с каменным лицом.
— Ступай, — грозно повторил он. — Или мне позвать теперь слуг, чтобы прибрали бокалы? А еще лучше, не позвать ли мне твоего отца и не рассказать ли ему о том, что ты сделала?
Я молча подошла к камину и подобрала с пола кулон. Камень успел нагреться от огня. Он был густого зеленого цвета и противно блестел. В жизни не видала ничего более уродливого.
Франческо подошел и нацепил украшение мне на шею. Как только сделка была завершена, он преобразился — стал нежным и заботливым.
— Ну вот, — ласково произнес он. — Прежде чем позовешь слуг, — он кивнул на осколки стекла на полу, — позволь мне помочь. Это ведь я виноват, что твоя прическа и платье в таком беспорядке.
Я позволила ему дотронуться до себя; он заправил выбившиеся локоны в серебряную сеточку для волос, разгладил на мне юбки.
— Мне очень жаль, что порвалась твоя прелестная сорочка. Я немедленно пришлю тебе другую, еще лучше.
Дрожащим голосом я позвала служанку. Пока та выметала осколки, Франческо шутил насчет своей неуклюжести. Я не проронила ни слова.
Мы снова остались одни, но я не проводила его до двери. И ничего не ответила, когда он поклонился и тихо пожелал мне спокойной ночи.
Я поднялась к себе и с помощью Дзалуммы поспешно разделась. Сорочку я отбросила в угол. Я была рада, что она порвалась; я все равно выбросила бы ее. Она провоняла Франческо.
Дзалумма принесла мне горячей воды помыться. Увидев это, я начала плакать. Она обняла меня и погладила по спине, совсем как мама, когда я была маленькой.
Выбросить сорочку Дзалумма мне не позволила. Уколов себе палец, она выдавила несколько капель крови прямо на ткань, спереди и сзади, капли ярко алели на ослепительно белом фоне. Потом она аккуратно сложила сорочку, обернула куском ткани, обвязала и велела доставить в городскую лавку Франческо.
LIII
Два дня спустя Франческо снова к нам зашел, якобы для того, чтобы обсудить, как обстоят дела с платьем, и договориться о примерке. На этот раз он сам намекнул отцу, чтобы тот оставил нас вдвоем.
Я не возражала, я знала, что так случится. Мы заранее обговорили все с Дзалуммой и пришли к выводу, что ради ребенка я должна уступить — другого выхода нет. Чем чаще я стану предлагать себя Франческо, тем увереннее он будет, что ребенок действительно его.
На этот раз он принес серьги — бриллианты и опалы пролились мне на шею, как слезы.
Совсем скоро Франческо уже не трудился находить предлоги для своих визитов и стал постоянным гостем за нашим вечерним столом. У меня собралась целая коллекция драгоценностей, хотя с каждым разом подарки становились все скромнее. Отец рано выходил из-за стола и без всяких подсказок. Мы с ним не говорили о Франческо. Страдали порознь, каждый в своей комнате.
Прошло две недели, и сразу после очередной звериной близости с Франческо я как бы нечаянно заметила, что не дождалась месячных.
Он хмыкнул, как мужчина, имеющий большой опыт в таких делах, но, пребывая в благостном настроении, проявил ко мне нежность.
— Прошло слишком мало времени, чтобы знать наверняка, Лиза. Не стоит беспокоиться. Все это от нервов. Вот увидишь.
По прошествии еще одной недели как-то утром я велела кухарке приготовить свое любимое блюдо — перепелку с луком и шалфеем. За обедом я сидела рядом с Франческо и, когда принесли мою тарелку, наклонилась над маленькой птичкой с золотистой хрустящей корочкой и потянула носом воздух.
Результат не замедлил сказаться. Я зажала рот рукой и кинулась из-за стола, однако выбежать из комнаты все равно не успела. Прислонилась к стене прямо на глазах у отца и Франческо, и меня вырвало.
Несмотря на плохое самочувствие, я услышала, как за спиной заскрипел отодвинутый стул. Когда, задыхаясь, я, наконец, повернула голову, то сквозь туман увидела, как отец, сжав кулаки, смотрит через стол на моего будущего мужа. На этот раз он даже не пытался скрыть своей ярости и ненависти.
Пришла служанка, чтобы вытереть пол и дать мне умыться; отец приказал убрать тарелки и проветрить столовую. Когда мы вновь расселись, и я почувствовала себя лучше, то сказала:
— Я бы предпочла, чтобы свадьба состоялась в марте, а не в июне.
Отец закатил глаза, что-то подсчитывая, а потом уставился на Франческо, сверля его взглядом насквозь. Мне показалось, что тот слегка вздрогнул.
