Несмотря на снедавшее ее любопытство, она отказалось от этой мысли. Все говорило в пользу того, что Давид прав и теория Альбера Када сводится к цепочке абсурдностей. Кроме того, в Фонде ее ждал долгий день работы над рукописью, и она не могла позволить себе явиться к Штерну в таком состоянии. Она уже вышла из того возраста, когда могла гулять всю ночь напролет, и нуждалась теперь хотя бы в двух или трех часах отдыха. Тем хуже для Братства.
Сняв кожаную куртку, Валентина бросила ее прямо на пол, избавилась от тенниски и уже готова была поступить так же с бюстгальтером, когда позади нее раздались вялые аплодисменты.
Резко обернувшись, она увидела Давида Скотто, сидевшего на окутанном мраком диване, — тот выглядел явно удовлетворенным увиденным.
Валентина поспешила вновь натянуть на себя тенниску.
— Какая жалость… — промолвил Давид. — В кружевном белье ты выглядишь совершенно неотразимой.
Когда Валентина обрела наконец дар речи, гнева в ее голосе было не меньше, чем удивления.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Мне нужно поговорить с тобой. Дверь оказалась незапертой, и я воспринял это как приглашение войти.
Валентина внутренне прокляла Гримберга. Этот кретин даже не позаботился захлопнуть за собой дверь.
— Как ты меня нашел?
— На скутере остались следы твоей ДНК. Попросил кое-кого их проанализировать, сделал пару звонков влиятельным друзьям — и вот я здесь.
— После полуночи мне становится уже не до шуток.
— Ты есть в ежегоднике, — уже более серьезным тоном произнес Давид. — В рубрике «Реставрация предметов искусства».
Валентина вдруг обнаружила, что возникшее было желание немедленно выкинуть Давида из квартиры исчезло, и она злится на него вовсе не так сильно, как должна бы, и скорее даже рада его видеть. Она отнесла это чувство на счет двойного эффекта алкоголя и каннабиса.
Она опустилась на диван, рядом с Давидом.
— Хорошо, раз уж ты здесь, я не могу тебя выгнать, не узнав хотя бы причины твоего прихода.
— У меня серьезные неприятности, и я не знал, с кем поговорить о них. Подумал было о матери, но она лишила бы меня наследства, позвони я ей посреди ночи. Оставалась лишь ты. Такая вот невезуха.
— Не уверена, что в данный момент являюсь самой лучшей наперсницей в мире. Но рассказывай, чего уж там…
— Тот тип, который избил меня накануне, вновь заявился прошлым вечером. Ему нужна миниатюра. Немедленно. Если я ее не добуду, пострадает одна моя хорошая знакомая. Ты видела, что эти мерзавцы сделали с Мари Жервекс, и я не хочу, чтобы с ней случилось то же самое.
— Это твоя подружка? — слегка заплетающимся от выпитого языком спросила Валентина.
— Я же сказал — моя хорошая знакомая.
— Столь хорошая, что ты так за нее беспокоишься? Не можешь уснуть и готов проехать весь Париж лишь для того, чтобы поговорить со мной?
Давид пропустил вопрос мимо ушей.
— Мне нужна эта миниатюра. Весь вопрос в том, что у меня нет ни малейшего представления о ее местонахождении. Ума не приложу, где еще, как не в кабинете, профессор мог ее спрятать. Одному мне ее никогда не найти.
— Ну и?… От меня-то тебе что нужно?
— Твой Штерн, как думаешь, он согласится мне помочь?
Валентина откинула голову на край дивана, и веки ее сомкнулись.
— Боюсь, что да, — выдохнула она и тут же уснула.
41
Сорель не впал в растерянность — действиям в подобных ситуациях он был обучен — и испытал лишь легкое возбуждение, вызванное приливом адреналина. Хорошей новостью было то, что он сам привел в действие блокирующее устройство, войдя в помещение. Если только датчики не соединены с неким бесшумным сигналом тревоги, до прихода персонала его присутствие здесь обнаружено не будет. Сорель взглянул на часы. На то, чтобы выбраться из западни, у него есть пять с небольшим часов. Шансы на успех достаточно высоки — при условии, что он заставит мозг работать в полную силу.
О выходе через дверь придется забыть. Даже с помощью тех инструментов, что он принес с собой, ему никогда ее не разблокировать.
Сорель прошел к дальней стене. Предметы, разложенные на подносах, он узнал с первого взгляда: набор хирургических инструментов. Это была вторая хорошая новость: в ловкой руке профессионала, каковым он считал и себя, скальпель представляет собой смертельное оружие. Сорель вытащил его из стерильного чехла и опустил в карман комбинезона.
Один вопрос, тем не менее, не давал ему покоя. Зачем Зерка понадобилось превращать кабинет в операционную? Сорель читал его медицинское дело. Зерка был совершенно здоров. Никакой хронической болезнью, которая могла бы оправдать обустройство подобного помещения, он не страдал.
Не успел Сорель задуматься над ответом на этот вопрос, как до его ушей донесся едва слышимый свист. Сорель мгновенно определил, что исходит он из находящегося на потолке, прямо над дверью, вентиляционного отверстия. Вроде бы ничего, но Сорель знал, что в комнату начал поступать газ. Система безопасности оказалась более совершенной, нежели он думал. Сначала она блокировала непрошеного гостя в помещении, затем выпускала иннервирующий газ, позволяющий нейтрализовать чужака вплоть до прибытия охраны. Выкраденные им файлы этой детали не содержали.
Ничего нового для Сореля в подобной ситуации не было. Нечто похожее он не раз проходил во время тренировок, поэтому точно знал, что нужно делать. Опустившись на пол, он расслабил мышцы, поджал под себя ноги и прислонился спиной к стене, после чего положил рядом с собой скальпель, «Бэби Игл» и часы.
Сделав несколько коротких вдохов, он постарался набрать в легкие как можно больше воздуха. Газ распространился еще не по всему помещению, но теперь это было делом лишь нескольких секунд.
Нетренированный человек способен задержать дыхание не более чем на три минуты. Теоретически, системы безопасности подобного типа настроены на распыление газа в течение несколько большего промежутка времени. По прикидкам Сореля, газ должен был перестать поступать в комнату максимум через четыре минуты — по крайней мере, именно так заявляли производители этих систем. Личный рекорд Сореля — а остановку дыхания он практиковал ежедневно — составлял четыре сорок, что оставляло ему значительный запас времени.
Он постарался выбросить из головы лишние мысли, чтобы сконцентрировать все внимание на регулярном движении секундной стрелки.
Первый эффект от недостатка воздуха он ощутил по прошествии двух с четвертью минут. Появилось ощущение общего онемения. По истечении трех минут в глазах все смешалось, и височная вена запульсировала быстрее.
Вскоре он услышал долгожданный звук. Шипение прекратилось, сменившись легким всасывающим шумом. Система очищения начала выводить газ.
