Высунув из окна руку, он помахал Кодексом Вазалиса.
— И последнее: можете оставить себе свои гребаные «Ирисы». Мне они больше не нужны. У меня теперь есть кое-что получше.
Кодекс и лицо Зерка исчезли за тонированным стеклом, и тяжелый бронированный лимузин пришел в движение. Миновав ворота, он свернул на улицу Сен-Пер.
Какое-то время Валентина и Штерн стояли молча, не шевелясь.
Она пришла в себя первой:
— И это все? На этом история и заканчивается? Будем смотреть, как злодей уезжает, и даже не попытаемся его остановить?
— На данный момент Зерка сильнее нас. Столько несчастий, столько горя… Франк и Сорель мертвы, Нора ранена, Вермеер в коме… Все зашло слишком далеко. Необходимо положить этому конец.
Валентина открыла рот, чтобы возразить, но Штерн остановил ее властным жестом.
— Бывают сражения, которые нужно уметь прекращать вовремя, Валентина. Это я вам говорю как человек, немало в этой жизни повидавший. Сегодня мы видели Зерка не в последний раз. У нас еще будет возможность с ним поквитаться. Рано или поздно он допустит ошибку, которой мы обязательно воспользуемся. Фонд еще только проходит стадию становления. Вы слышали, что сказал Зерка: людей, подобных ему, на свете предостаточно. Сегодня нам нанесли поражение, но завтра уже мы будем праздновать победу.
Валентина покачала головой.
— Это всего лишь слова… Мерзавец не должен выйти сухим из воды. По его вине Хьюго сейчас в коме и, возможно, он не…
С трудом сдержавшись, чтобы не разрыдаться, она направилась к лестнице.
Штерн попытался удержать ее за руку.
— Подождите, Валентина… Не уходите…
Молодая женщина высвободилась, поведя плечами, и едва ли не бегом спустилась во двор.
Когда она была уже у ворот, Штерн предпринял последнюю попытку остановить ее.
— Валентина, ваше будущее здесь, в Фонде, рядом со мной.
Голос его затерялся в тишине опустевшего участка.
Эпилог
Грудь Вермеера вздымалась регулярно, в ритме, диктуемом прибором для искусственного дыхания. Валентина долго не могла отвести глаз от его лишенного растительности лица — санитарки побрили Вермеера, когда тот поступил в реанимационное отделение. Без бороды Хьюго походил на большого пышнощекого младенца. Он, который обычно никак не мог усидеть на месте, выглядел сейчас спокойным, почти безмятежным, и, если бы не трубка, вставленная в горло, можно было решить, что он спит.
Валентина провела по щеке друга тыльной стороной ладони. Вермеер никак не отреагировал.
— Только не слишком долго изображай из себя спящую красавицу, — прошептала она ему на ухо. — Ты мне очень нужен.
Она поцеловала его в лоб, прислушалась к монотонному жужжанию респиратора, а затем резко выпрямилась. Губы едва слышно произнесли «до завтра», и она тихонько притворила за собой дверь.
Напротив входа в больницу Кошен, у тротуара, стоял черный «мерседес», абсолютно идентичный тому, что взорвался тремя неделями ранее неподалеку от башни Монпарнас. Мужчина с суровым лицом и фигурой атлета, одетый, как и Франк, в темный костюм, ничем не отличавшийся от того, что носил покойный водитель, открыл дверцу лимузина и обратился к Валентине голосом вежливым, но твердым:
— Он ждет вас в машине, мадемуазель Сави.
Валентина опустилась на заднее сиденье «мерседеса», рядом с Элиасом Штерном.
— Вы, как я вижу, поборник преемственности, — заметила она. — Как зовут этого?
— Я старый человек, Валентина, и у меня свои привычки. Его зовут Жак. Как дела у вашего друга Вермеера?
— Хьюго все еще в коме. Врачи настроены скорее оптимистически, но не могут сказать, когда он очнется. Есть новости от Давида?
— Его научная поездка на средства Фонда проходит очень хорошо. Он приходит в себя после пережитого в тихом, спокойном месте. Не волнуйтесь, вскоре он вам позвонит. Смотрели сегодня новости?
— Вы о том самолете, который разбился? На нем ведь был Зерка?
Штерн кивнул.
— Руководители Сореля не могут позволить кому бы то ни было безнаказанно убивать их агентов. В таких ситуациях они просто обязаны демонстрировать силу для того, чтобы подобное больше не повторялось. Зерка полагал, что сможет уйти от их возмездия, но эти люди способны настичь вас везде, где бы вы ни были, и, главное, кем бы вы ни были. Считая себя неприкасаемым, Зерка ошибался.
— Вы это знали еще тогда, когда он приезжал за Кодексом, не так ли?
Старый торговец безрадостно улыбнулся.
— Я догадывался, что жить ему осталось недолго. Я знаю, как они работают. До поры до времени соблюдают приличия, но стоит вывести их из себя, как они переходят к менее консенсуальным формам воздействия. Они предпочитают всегда оставлять последнее слово за собой.
— На кого работал Сорель? Кто эти люди, Элиас?
— Я не уверен, что вы готовы это услышать.
Валентина ничего не ответила, тем не менее по лицу ее Штерн понял, что ее что-то беспокоит.
— Не молчите, — проронил он. — Мне-то уж вы можете сказать, что вас тревожит.
— Как вы можете мириться с этим? Я хочу сказать… Они ведь действовали теми же методами, что и сам Зерка, разве нет? Они ведь его убили.
— С такими людьми, как Зерка, нельзя ограничиваться полумерами. Я бы предпочел увидеть его арестованным, но раз уж так получилось… Главное, они избавили мир от этого негодяя, а то, что я думаю об их методах, не имеет никакого значения.
— А рукопись?
— К несчастью, мы потеряли ее следы. Еще до официального сообщения о смерти Зерка мы перекопали все в его офисе и многочисленных домах. Обнаружили рисунок Боттичелли, а также несколько других украденных произведений, которые будут тайно возвращены прежним владельцам, но ни Кодекса, ни листка, вырванного Тишендорфом, так и не нашли. Мы полагаем, что Зерка захватил их с собой в самолет.
— Значит, Вазалис окончательно мертв?
Вместо ответа Штерн протянул ей внушительных размеров конверт.
— Что это?
— Ваше трудовое соглашение. Финансовые условия те же, что и прежде, но этот договор — бессрочный. Фонд нуждается в таких людях, как вы. Мы не собираемся прекращать деятельность только потому, что потерпели неудачу. Все только начинается. Вы помните, что сказал Зерка: он такой не один. Работой вы обеспечены на ближайшие несколько лет.
Валентина взвесила конверт на руке. Слишком тяжелый, чтобы содержать одни лишь документы. Она бросила на Штерна вопрошающий взгляд.
— Я добавил туда небольшой подарок, — пояснил тот. — Сувенир, никак не связанный с контрактом. Он останется у вас вне зависимости от того, каким будет ваше решение.
