Уже в самом конце телефонного разговора Эллен Лидс спросила у меня:
– Как вы думаете, сколько времени потребуется, чтобы его найти?
– Не могу сказать ничего определенного. Мы будем стараться изо всех сил.
Любой другой ответ был бы наглой ложью; впрочем, правда в такой ситуации едва ли кому-нибудь понравится.
Именно о правде я и размышляла по дороге к Эллен. Иногда нам везет, и детей удается найти. Порой они просто входят в свой дом на следующее утро, где-то проведя всю ночь, и мы получаем звонок от родителей, что все в порядке. Они чувствуют смущение, поскольку не верили, что их ребенок способен так поступить. Еще чаще бывает, что родители нам не звонят, и мы продолжаем поиски, в то время как птенец уже давно вернулся в гнездо. Тогда я злюсь.
Но когда ребенок пропадает по-настоящему, успех приходит к нам унизительно редко. Вероятность того, что мы найдем Натана Лидса, если он этого не захочет – или если его похититель не пожелает, чтобы мы его нашли, – невелика. У нас попросту нет ресурсов, необходимых для серьезных поисков пропавшего ребенка – если он еще жив. Если… Лучше всего использовать добровольцев, но их необходимо организовать, а для этого нужны люди. У нас их нет.
Возле дома, где жила Эллен Лидс, были припаркованы две полицейские машины. Я перебросилась несколькими фразами с патрульными – одного из них я знала, а второй служил в полиции недавно. Когда я сама была патрульной, у меня находилось множество причин дружить с братьями и сестрами по оружию. В раздевалках можно прекрасно провести время. Однако детективы не носят форму, поэтому теперь я редко там бываю.
Вокруг стояли люди, с любопытством посматривая на припаркованные патрульные машины. В доме действовала надежная система безопасности; мне потребовалось дважды нажать на кнопку, чтобы попасть в вестибюль. Квартира Лидсов находилась на пятом этаже, в задней части здания, вероятно, здесь было спокойнее, потому что окна выходили на узкую улочку с односторонним движением.
На дверях висел веселый рукописный плакатик. Женщина, открывшая мне дверь, оказалась на удивление миниатюрной и худенькой, и я даже засомневалась, с ней ли я говорила по телефону. По голосу она представлялась мне высокой.
– Миссис Лидс?
– Да.
– Детектив Дунбар. – Я протянула ей визитку.
Она взяла карточку, даже не потрудившись на нее взглянуть.
– Заходите.
Я вошла в квартиру; она оказалась безупречно чистой, стены оклеены обоями пастельных тонов. Очень уютно и безопасно. Она закрыла за мной дверь, и я услышала легкий скрежет задвижки, а потом миссис Лидс накинула цепочку. Да, сразу видно, что она постоянно думает о безопасности своего жилища.
– В вестибюле у вас надежная охрана, да и здесь вы неплохо защищены, – сказала я.
– Я бы хотела, чтобы у входа стоял охранник, хотя бы после наступления темноты. Я и квартиру здесь выбирала в том числе и из соображений безопасности. И еще я отказывалась от всех вариантов ниже третьего этажа, чтобы никто не мог утащить моего ребенка через открытое окно.
Она с горечью упомянула о дерзком похищении двенадцатилетней Полли Клаас, которую вытащили из окна спальни на глазах трех застывших от ужаса подруг, собравшихся на ночной девичник
[5]
. Мать в это время спала в соседней комнате – вы можете себе представить наглость этого типа? С самого начала не оставалось ни малейших сомнений относительно ее судьбы – дело было совсем не в том, что ей захотелось сбежать от запрета на видеоигры, пока не сделано домашнее задание. Ее родители обладали хорошими связями, и на поиски были брошены серьезные силы. Самое обидное, что она была еще жива и находилась в пятидесяти футах, пока двое полицейских допрашивали ее похитителя после того, как у него что-то случилось с машиной. Удачливый сукин сын. В конце концов мы его достали. Слишком поздно для Полли, но мы его взяли.
Но если Эллен Лидс рассчитывает, что реакция на похищение ее сына будет такой же, я буду вынуждена ее разочаровать.
Она указала мне на диван и предложила что-нибудь выпить, но я вежливо отказалась. Мы не можем вести себя дружелюбно, поскольку трудно сохранять контроль над ситуацией, если ты ведешь себя как гость, в особенности, если ты женщина. Мы сидели друг напротив друга на одинаковых диванчиках, и я открыла блокнот.
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить все, что сегодня произошло.
Я наблюдала за ней, пока она говорила. Иногда удается понять, когда люди начинают лгать; они отводят глаза, на лице появляется напряжение. Нас учат замечать такие вещи, когда мы ведем допрос. Человек, который что-то скрывает, часто не смотрит тебе в глаза, поскольку трудно лгать, глядя в глаза собеседнику, если только ты не полный социопат – вопреки всеобщим представлениям такие люди встречаются довольно редко.
Но во время бесед с родителями пропавших детей возникают иные факторы – они винят себя, есть на то основания или нет, что существенно искажает общую картину. Между тем Эллен Лидс смотрела на свои руки, что мешало мне оценить ее искренность.
– Я пришла домой после работы в обычное время. У Натана есть школьный приятель – я и его мать с давних пор помогаем друг другу приглядывать за детьми. Сегодня он должен был пойти к Джорджу. Мы с его матерью организовали свою жизнь так, что днем за ними приглядывает кто-то из нас. За детьми нет необходимости следить постоянно, нужно только, чтобы кто-то из взрослых был неподалеку. До сих пор у нас все складывалось удачно.
– А как Натан возвращался от Джорджа домой?
– Он мне звонил, и я за ним заезжала. Обычно около шести или семи, поскольку обед входил в наш договор.
– Звучит разумно.
– Да. – Она вытащила бумажную салфетку из коробки, стоящей на кофейном столике, и высморкалась. – Очень удобно, что не нужно торопиться домой, чтобы в спешке приготовить обед.
Мне хотелось улыбнуться и сказать: «Да, конечно, я знаю», поскольку сама поступала именно так в те дни, когда работала в полную смену. В последнюю неделю я стала выходить по вечерам, главным образом из-за того, что многих детективов отправили на переподготовку для борьбы с биотеррористами, и людей не хватало.
С завтрашнего дня я снова начинаю работать в утреннюю смену. Мои дети целую неделю провели с отцом, так что ему приходилось спешить домой, чтобы приготовить им обед. Было приятно думать о том, что в течение целой недели он выслушивал дружные крики: «Мы не хотим жареное мясо и курицу с сыром». Эван не любит есть и ненавидит любую еду. А Френни готова есть все, что ей попадется, но при этом постоянно жалуется. Вкусы Джулии до сих пор остаются для меня тайной. Благодарение Богу, у них нет аллергии, в противном случае я бы не выдержала выпавших на мою долю испытаний.
Но сейчас не время думать о своих проблемах.
