Завидев доктора, сидевшие за столом приветливо замахали руками. На коленях у мельничихи дремал младенец. Бартоломью хватило одного взгляда на тонкие ножки и раздутый живот малыша, дабы убедиться, что тот страдает от голода. Тихо, стараясь не разбудить ребенка, хозяйка сообщила, что молоко у нее пропало, а есть вяленую рыбу младенец отказывается. Она полагала, что виной тому избыток черной желчи, вызывающей у ребенка тошноту, и просила Бартоломью пустить ему кровь. У нее осталось три пенни, и она готова заплатить их доктору, добавила женщина с сокрушенным вздохом.
Бартоломью никогда не мог понять, на чем основана неколебимая вера большинства людей в кровопускание как лучшее средство от всех недугов. Он приказал старшему сынишке мельника взять эти три пенни и сбегать на соседнюю ферму за молоком и хлебом. Мальчуган исполнил поручение, и Бартоломью показал мельничихе, как размачивать хлеб в молоке и кормить ребенка. Но что будет с малышом, когда хлеб и молоко подойдут к концу? И что будет с другими детьми, которые не сводили с еды завистливых глаз? Мысленно доктор пообещал себе никогда более не жаловаться, что в Майкл-хаузе скверно кормят.
Прекрасная погода пробудила у Бартоломью желание прогуляться. К тому же сегодня вечером ему нечего было делать в колледже. Он решил навестить свою сестру, что жила в Трампингтоне. Бартоломью неторопливо шагал по вьющейся меж полей дороге, наслаждаясь чистым, свежим воздухом и мягким теплом вечернего солнца. Птицы перелетали с дерева на дерево, и один раз Бартоломью заметил оленя, мелькнувшего за придорожными кустами. Затаив дыхание, доктор наблюдал, как грациозное животное щиплет травку. Внезапно олень ощутил на себе человеческий взгляд, поднял голову и, дожевывая последний пучок травы, спокойно уставился на Бартоломью. Затем, неспешно и с достоинством, он двинулся в сторону небольшой рощицы, зеленевшей вдали.
Бартоломью вошел в ворота дома, и Эдит, его сестра, выбежала навстречу. Судя по ее сияющему лицу, неожиданный визит брата доставил ей огромную радость. Она обняла Бартоломью, провела его в кухню, усадила за большой дубовый стол, принесла эль и свежеиспеченные пирожки. Бартоломью изрядно проголодался, и лишь удручающее воспоминание о голодных детях мельника сбивало аппетит, с которым он принялся за угощение. Освальд Стэнмор, просматривавший счета в гостиной, услыхал оживленное щебетание жены и спустился поприветствовать шурина. Мясо жарилось на вертеле и наполняло кухню соблазнительными запахами. До прихода брата Эдит заготавливала на зиму ревень – целый ворох его зеленел на дальнем конце стола.
То и дело прерывая свою речь беззаботным смехом, Эдит рассказала Бартоломью о забавном происшествии, оживившем жизнь округи. Крестьянские гуси убежали со двора, отправились к церкви и так перепугали священника, что он целый день не решался выглянуть за дверь. Когда Бартоломью, в свою очередь, поведал сестре о вчерашней проделке Майкла и Кинрика, Эдит хохотала до слез.
– Ох, Мэтт! Да неужели ты испугался такой ерунды! Когда ты был совсем маленьким, я постоянно тебя забавляла, отбрасывая на стену причудливые тени. Разве ты не помнишь?
Бартоломью счел за благо умолчать о козлиной маске, обнаруженной в гробу на голове убитой женщины. Если бы Эдит узнала об этом жутком обстоятельстве, страх брата наверняка не показался бы ей безосновательным. Эдит взъерошила волосы Бартоломью (она всегда так делала, когда он был мальчишкой) и вновь занялась своим ревенем.
Бартоломью сыграл с зятем партию в шахматы, и Стэнмор с легкостью выиграл, ибо доктору никак не удавалось сосредоточиться на игре. Потом, поднявшись в гостиную, Бартоломью долго музицировал на лютне Эдит. Когда день начал клониться к закату, доктор стал собираться в колледж. Стэнмор предложил немного проводить его. Они вышли на дорогу, испещренную длинными тенями, и двинулись в сторону полыхающего алыми отсветами горизонта.
– Тебе удалось выяснить, кто напал на твой обоз и убил Уилла? – осведомился Бартоломью.
– Нет! – с досадой покачал головой Стэнмор. – И я вижу, от шерифа Талейта ждать помощи не приходится. Моим работникам удалось узнать, что за несколько дней до нападения в «Королевской голове» ходили разговоры о предстоящем деле. Как и подобает добропорядочному горожанину, я передал эти сведения Талейту. Однако он не счел нужным опросить завсегдатаев таверны.
– Не счел нужным? – уточнил Бартоломью. – Может, он просто не успел этого сделать?
– Так или иначе, от него нет никакого проку, – отрезал Стэнмор. – В разговоре со мной шериф сказал, что должен убедиться в достоверности моих сведений. Однако содержатель «Королевской головы» утверждает, что люди шерифа и не подумали прийти к нему и побеседовать с посетителями. Как я жалею, что послал в Лондон этот проклятый шелк! Не сделай я этого, бедняга Уилл был бы жив. Видно, теперь мне придется снова красить ткани у де Белема, иного выбора не осталось. Ты знаешь сам – с тех пор как чума унесла его жену, де Белема словно подменили. Красит он скверно, а дерет втридорога.
– Увы, недавно мастер де Белем пережил еще одну тяжкую утрату, – напомнил Бартоломью.
– Да, и как продвигается дознание по поводу убийства его дочери? – спросил Стэнмор. Он поднял с дороги камень и запустил им в пень, возвышавшийся среди болотистой равнины.
Бартоломью рассказал зятю о трупе женщины в могиле Николаса из Йорка и о козлиной маске, закрывавшей лицо убитой.
Рассказ его произвел на Стэнмора удручающее впечатление.
– После прихода черной смерти многие отвернулись от Господа, – пробормотал он, сокрушенно покачав головой. – Зло и порок овладели людскими душами. Кто знает, к каким горестным последствиям это приведет?
– Хотел бы я понять, почему злоумышленник избрал одной из жертв Фрэнсис де Белем, – заметил Бартоломью. – И почему разделался с ней именно в Майкл-хаузе?
– Кстати, помогли тебе в дознании мои сведения о городских общинах? – поинтересовался Стэнмор.
– Пока что я не знаю, с какого конца подступиться к этим общинам, – признался Бартоломью и передал зятю обрывки разговора между Хэрлингом и де Ветерсетом, который ему удалось подслушать накануне.
Стэнмор выслушал его, нахмурился и принялся задумчиво теребить свою холеную седеющую бороду.
– Я приказал двум работникам побольше разузнать о тех двух общинах, что устраивают сборища в пустующих церквях, по словам брата Олбана, – сообщил он. – В церкви Святого Иоанна Захарии теперь хозяйничает община Очищения, в церкви Всех Святых – община Пришествия. Что касается их кощунственных названий, пусть они не вводят тебя в заблуждение. «Очищение», несомненно, подразумевает не избавление от греха, а освобождение от власти Господа. А члены второй богохульной общины ожидают пришествия в мир сатаны, а не Спасителя. Вчера община Очищения и в самом деле устраивала сборище в церкви Святого Иоанна Захарии. Один из моих работников, выполняя мое распоряжение, прогуливался неподалеку. И он собственными глазами видел, как каждый выходящий из церкви чертил указательным пальцем маленький круг на земле.
– Маленький круг? – изумленно переспросил Бартоломью.
