— Вы сами это видите, Томас.
— Даст Бог, вернется и старший брат Элинор?
— Она давно не имела от него никаких вестей и очень обеспокоена, хотя старается не показывать этого. А уж когда она видит, с какими ранениями сюда приходят, можете представить, что за мысли у нее появляются.
— Не могу не сочувствовать ей, сестра.
— И еще ее весьма беспокоило ваше молчание, брат, — продолжила Анна и после некоторого колебания договорила: — А также состояние здоровья вашего родственника.
Томас опустил глаза, увидел свои покрытые дорожной грязью башмаки.
— Я уже говорил, — пробормотал он, — что не с кем было послать известие. Сожалею об этом.
— Понимаю вас, брат.
О, это тебе дано, подумал он: хорошо понимать других! В этом с тобой, пожалуй, никто не сравнится здесь, в Тиндале.
Он хотел надеяться, что если его ложь разоблачена, то, по крайней мере, всего лишь одним человеком.
ГЛАВА 11
Элинор он увидел первой и уж потом — идущего вслед за ней коронера Ральфа, чье появление, как всегда, не могло означать ничего приятного. Сейчас это подтверждалось и выражением лица настоятельницы.
— Что-то произошло, видите? — Томас кивком головы показал на приближающуюся пару.
Ральф стесненно поздоровался с Анной, кивнул Томасу.
— Сожалею, но приходится беспокоить вас, — сказал он, обращаясь куда-то в пространство между ними.
— Всегда готова помочь вам, Ральф, — любезно ответила Анна. — Если смогу, конечно.
— Благодарю вас, сестра, — с такой же любезностью, однако по-прежнему не глядя на нее, проговорил он и умолк.
Сестра Анна вопросительно посмотрела на Элинор и, не дождавшись объяснения, продолжала, обращаясь к Ральфу:
— Давно не было вас в Тиндале, сэр. Я подумала, что вы отправились вслед за вашим родственником ко двору. Набраться светских манер. Они у вас заметно улучшились, насколько я замечаю.
Ее колкости не были, видно, большой неожиданностью для Ральфа. Он сплюнул и довольно добродушно проговорил:
— Я не из тех, кто ошивается при дворе, вы знаете это, сестра. — И добавил без обиняков: — Я притащил вам труп.
Но Анну трудно было ошеломить этим сообщением: служение в лазарете приучило ее ко многому. И ответ монахини был подобающим.
— Я и не думала, сэр, — сказала она, — что вы пожаловали, чтобы почитать нам любовные стихи.
Доброжелательная улыбка приятно смягчила ироничность слов.
— Да, — поддакнул ей Томас, — хорошие свежие трупы куда больше в духе нашего коронера.
Начавшуюся пикировку прервала Элинор.
— Боюсь, шутки сейчас не совсем к месту, брат Томас, — заметила она сухо. — Легкомыслие и смерть не очень совместимы, как мне кажется.
Томас обиженно моргнул. Почему настоятельница адресует свое замечание только ему? Разве другие не делят с ним это осужденное ею легкомыслие?
— Прошу прощения, миледи, — сказал он с поклоном. — Сожалею, если кто-то умер, не добравшись до койки в нашем монастыре.
— Именно так и случилось, брат, — подтвердила Элинор, пропуская мимо ушей чуть заметную насмешливость в почтительном ответе. — Только умер этот человек не от болезни, а его убили. Зверски убили.
Анна побледнела. С лица Томаса сошло выражение обиды. Ральф негромко заговорил:
— Да, человека убили самым варварским способом. Это произошло в лесу неподалеку отсюда. Поэтому, чтобы избежать распространения слухов, я был вынужден привезти труп сюда.
— Господи, ну отчего на нас обрушивается столько смертей! — воскликнула в отчаянии Анна, воздевая руки, и потом истово перекрестилась. — Простите меня. Стыдно думать о собственном спокойствии, а не о несчастной душе человека, погибшего без покаяния.
— И все же вы правы, сестра, — попытался утешить ее Ральф и даже протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча, но не осмелился сделать это. — Монастырю много достается.
— Убитый не был местным жителем, коронер? — спросила Элинор.
— Я не опознал его, миледи. Может, кто другой сможет сделать это. Одёжа на нем солдатская, и, судя по кресту на ней, если он подлинный, человек этот побывал на Святой земле. Крестоносец… Мы с моим помощником обнаружили его, — продолжал Ральф официальным тоном, — в полумиле отсюда, на расчищенной поляне возле дороги, что идет через деревню. Он лежал лицом вниз. Сначала мы подумали — упал с коня или от какой болезни свалился, но когда перевернули… Лучше не смотреть на такое, — добавил он уже совсем неофициально. — Весь исполосован.
— Поляна возле дороги из деревни? — переспросил Томас.
Он вспомнил, что недавно шел там, только потом свернул в лесок, чтобы скорее добраться до монастыря. А ведь мог пройти там же… Слышал ли он что-нибудь? Пожалуй, только завывание ветра да шорох дождя. На человеческие звуки похоже не было — скорей, на дьявольские.
— Я еще не приветствовала вас, брат Томас! С возвращением домой, в монастырь!
Голос Элинор прервал его мысли. Он взглянул на нее в замешательстве: почему опять такая холодность тона? В чем он перед ней провинился? Что ничего не сообщал о себе из Йорка? Но, в конце концов, разве это было так уж необходимо? А она чуть вовсе не забыла поприветствовать его после столь долгого отсутствия. Что совсем непохоже на нее — всегда такую любезную и предупредительную. Но вот она опять заговорила — на этот раз более мягким, слава Богу, тоном.
— …Монахини дружно молились за скорейшее возвращение их исповедника, а сестра Анна, я уверена, ждала вас с особым нетерпением… — Элинор умолкла, раздумывая, не сказала ли чего-то лишнего, и потом договорила: — Словом, здесь ожидали вас. Все без исключения…
Томас молча поклонился. Всё, казалось бы, стало на свои места, и все же ее тон не был таким, как раньше, до его ухода. Что же могло измениться? Чем он мог вызвать немилость?
Как видно, сестра Анна тоже почувствовала некую перемену в отношении к нему настоятельницы, потому что решилась вступиться за него и напомнила:
— У Томаса очень болел брат, и только сейчас…
Элинор, что тоже было ей несвойственно, не дала закончить фразу и быстро проговорила, причем лицо ее покрылось румянцем:
— Тем более прошу простить мне, брат Томас, мою нелюбезность. Но сами видите, какие события происходят у нас под носом… Я не спросила, как здоровье вашего брата? Мы все молились за его выздоровление.
— Благодарю вас, миледи. — Томас снова склонил голову. — Ваши молитвы были услышаны. Он вполне здоров…
Господи, как тяжка ложь — пускай невредоносная, пускай даже кому-то во спасение! И догадывается ли настоятельница об этой лжи? А может, достоверно знает?..
