Слушатели повскакали с мест и принялись размахивать руками, в воздух полетели тетради, ручки, шляпы.
— Трайтчке! Трайтчке! — кричали собравшиеся, словно это был боевой клич. — Трайтчке! Трайтчке!
Старик поднял руку, чтобы усмирить зал. Мюнстеру показалось, что профессор похож на Моисея, стоящего на вершине горы и готового спуститься с каменными скрижалями к недостойному народу.
— Друзья мои! Друзья мои! Простите меня! Я еще не закончил лекцию.
В миг аудитория стихла. Но никто не сел, все были готовы стоя выслушать последние слова учителя.
— Пусть никогда впредь не прозвучит «Rule Britannia!». — Трайтчке помедлил. В аудитории воцарилось молчание, словно туча закрыла солнце. Профессор обвел взглядом собравшихся, всматриваясь в одно лицо за другим. — Отныне и впредь — «Rule Germania! Rule Germania!»
[3]
.
По аудитории прокатилась волна аплодисментов. Профессор фон Трайтчке медленно спустился с кафедры. Он опирался на палку, но не принял ничьей помощи. Теперь, когда лекция была окончена, силы, казалось, покидали его. Он стал похож на обыкновенного старика, дни которого, возможно, уже сочтены и который возвращается домой, свершив дневные обязанности.
Но для фон Мюнстера работа только начиналась. Оказавшись в толпе, которая покидала университет, устремляясь в замерзающий Берлин, он попытался заговорить с юношей из второго ряда.
— Прошу прощения, не мог ли я встречать вас на предыдущих лекциях?
— Возможно. — Лицо юноши просияло от гордости. — В этом семестре я посетил все лекции до единой. Какая жалость, что они подходят к концу!
Фон Мюнстер рассмеялся. Уж ему-то было известно прилежание этого студента. Он все время следил за ним, во время лекций смотрел не на Трайтчке, а наблюдал за его учеником и видел, как раз от раза росла в том преданность делу великой Германии. Такова была его, Мюнстера, работа. И теперь он был уверен, что сможет пополнить паству новым последователем.
— Не позволите ли пригласить вас ненадолго на чашечку кофе? Сегодня как-то особенно холодно, — Мюнстер старался говорить подчеркнуто дружелюбно.
— Если это не займет много времени. Мне еще надо будет вернуться.
— Скажите, — начал фон Мюнстер, когда они расположились за столиком в глубине кафе, — а не хотелось бы вам ближе познакомиться с профессором и его идеями? Но простите, какая непозволительная грубость с моей стороны, ведь я даже не спросил, как вас зовут!
— Меня зовут Карл, — улыбнулся юноша. — Карл Шмидт. Я из Гамбурга. Но, пожалуйста, продолжайте, вы начали говорить о профессоре и его идеях. Может быть, существуют и другие лекции, которые я мог бы посещать? И верно ли, что фон Трайтчке умирает?
— Возможно, конец его и близок, но дело его останется жить, — ответил Мюнстер, закуривая небольшую сигару. Он обвел помещение кафе пристальным взглядом, чтобы убедиться, что в небольшой нише у камина они действительно одни. Стены украшали изображения германских солдат. — К сожалению, речь не идет о дополнительных лекциях. Ах, если бы у нас была возможность снова и снова черпать вдохновение в страстных призывах учителя! Увы! — Внезапно он подался вперед и, медленно помешивая кофе, произнес: — Но есть общество, преданное его идеалам. — Он посмотрел прямо в глаза Карлу Шмидту. — Это тайное общество…
— О, — Шмидт внезапно почувствовал беспокойство. Матушка предупреждала его о тайных обществах, действовавших в университетах и армейских подразделениях. Ужасные сборища, наставляла она, вечные дуэли и чудовищные ритуалы, вроде черной мессы и поклонения мертвым. Она взяла с Карла слово, что он никогда — никогда — не будет иметь ничего общего с этими очагами порока.
— Что за тайное общество? — спросил юноша, чувствуя, как сигарный дым режет ему глаза.
— Уверяю вас, это совсем не то, что вы могли подумать! — рассмеялся Мюнстер. — Мы не пьем нашу кровь, смешивая ее с вином, и не устраиваем богослужений с черными свечами и подобной чепухой. — Он откинулся на спинку стула и сделал вид, что сомнения юноши оскорбили его. — У нас все намного серьезнее.
Мюнстер помолчал. Многолетний опыт научил его, что прежде всего необходимо убедить новичка в исключительной важности общества.
— В чем же тогда ваша цель? — Молодой человек подался вперед.
— Видите ли, мы полагаем, что идеи фон Трайтчке слишком важны, чтобы мешать их с теми забавами и играми, которыми развлекаются студенты университета и армейские кадеты. Слишком важны.
Он остановился, чтобы проверить, понял ли собеседник его слова. Понял.
— Но как можно стать его членом? В чем цели этого общества? Как оно называется? — Казалось, Карл Шмидт был готов записаться прямо сейчас.
— Конечно, я сообщу вам название общества. Но кандидатуры вновь вступающих сначала должны получить одобрение четырех старейшин общества, которые поручатся за них и подтвердят, что новички будут делать все для воплощения в жизнь идей фон Трайтчке и для процветания Германии. И это касается не только отношений с родственниками и друзьями, а также совсем не похоже на вступление в религиозную секту или приобщение к церкви. Все намного серьезнее. Положение кандидатов в обществе открывает перед ними возможность содействовать реализации наших замыслов. Каждый вступающий должен поклясться в этом. А потом мы поем наш гимн, наш Te Deum, или Ave Maria. Догадываетесь, какой именно?
Юноша покачал головой.
— Я уверен: вы бы обязательно догадались, если бы подумали немного. Это «Песнь черного орла», та, что сам фон Трайтчке сочинил, когда Франция объявила войну Пруссии в 1870 году.
Мюнстер стал тихонько напевать:
Придите, сыновья Германии,
проявите вашу военную мощь…
Карл Шмидт с гордой улыбкой подхватил:
Вперед — на поле битвы,
Вперед — к славе.
При виде черного орла
Германия вновь восстанет.
— Тише, — сказал Мюнстер, — нельзя забывать о конспирации, даже когда дело идет о гимне фон Трайтчке. Наше общество называется «Черный орел». Каждый новый член получает вот такое кольцо, по которому он сможет узнать других членов общества.
Он снял с пальца серебряное кольцо. На нем не было никаких знаков. Карл Шмидт удивленно взглянул на собеседника.
— Посмотрите внутри. Приглядитесь хорошенько и увидите маленького черного орла, готового взмыть в небо ради дела великой Германии.
Студент вздохнул. Мюнстер ждал. Следующий шаг Шмидт должен был сделать сам.
— Я думаю, нет, я уверен, — начал юноша, — что хотел бы стать членом вашего общества. Но какую пользу я могу принести?
— Никогда нельзя знать заранее, кто и как сможет быть полезен нашему делу, — возразил Мюнстер. — Решать это — прерогатива старейшин. Порой приходится ждать годами, прежде чем им выпадает возможность исполнить свой долг. Но скажите мне, чем вы занимаетесь? Вы учитесь здесь в университете?
