И до самого вечера они пытались помочь, чем могли, маленькая команда спасателей — ирландский пэр, русский дворянин и привередливый дипломат, которого сейчас ничуть не заботило, как он выглядит, когда он старался, как мог, облегчить участь умирающих. А Пауэрскорт в тот вечер дал себе слово непременно, чего бы это ни стоило, дознаться до причины странной смерти Родерика Мартина.
Только царю Николаю трагические события этого дня не послужили поводом изменить привычный ход жизни. После обеда он, как всегда, гулял в парке, потом все семейство чаевничало. Затем полчаса все занимались тем, что вклеивали в альбом свежие фотографии. А после ужина царь читал вслух книгу, которую его библиотекарь специально заказал из Лондона. Он каждый вечер, когда выдавалась такая возможность, читал вслух жене и детям. О том, что произошло в Петербурге, царь не сказал им ни слова. Гораздо правильней, думал он, отвлечь их, унести воображением в иную страну, в одно из западных графств Англии, где посреди предательского болота таится огромная собака, где действуют персонажи, которых зовут мистер Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
Еще позже, уже к ночи, кое-где в Петербурге начались стихийные беспорядки. Выросли баррикады, зазвучали революционные лозунги, в солдат, продолжавших патрулировать улицы, полетели камни. Потому что когда свидетели и участники бойни, залитые кровью, своей или чужой, своими ногами или на самодельных носилках добрались до дома, смысл происшедшего обрушился на них во всей своей ужасающей полноте. Отцы, мужья, сыновья, жены, дочери — сколько чьих-то родных погибло или пострадало в этот день!
[11]
Надежда, которая вывела их на улицы, — надежда на то, что завтра будет лучше, чем сегодня или вчера, — эта надежда умерла, когда кровь пролилась на лед. А те, кто был более прозорлив, в ту ночь поняли, что еще они потеряли. Вера в царя, отца своего народа, мудрого пастыря своего стада, — вот что умерло, когда грянули залпы и мертвые тела усыпали мостовую, ведущую к Зимнему дворцу. Новый клич родился, облетев и те улицы, что лежат за Нарвскими воротами, откуда привел людей Георгий Гапон, и Выборгскую сторону с ее заводами и нищетой, и Петроградскую сторону, и Васильевский остров. Клич передавался из уст в уста и только надежным людям. «Смерть царю!» Участники демонстрации уже знали, как окрестить этот день. Кровавое воскресенье!
В этот вечер русский писатель Максим Горький послал телеграмму в Нью-Йорк американскому газетному магнату Уильяму Рэндольфу Хёрсту. «Санкт-Петербург. В Кровавое воскресенье 9 января 1905 года, — гласила телеграмма, — началась русская революция».
Часть 2
Яйцо «Великий Сибирский железный путь»
Тузенбах. Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь двадцать пять — тридцать лет работать будет уже каждый человек. Каждый!
А. П. Чехов. «Три сестры», акт 1
5
Наташа Бобринская сидела тихохонько в дальнем конце комнаты, а царь читал вслух домочадцам из «Собаки Баскервилей». Уж конечно, думала она, Его Величество не может не знать о том, что произошло сегодня в столице. Царь на то и царь, чтобы знать обо всем, что происходит в его стране. И конечно, он не мог не рассказать об этом мадам Алекс. Почему же они не поделятся с детьми, хотя бы в какой-то приемлемой, облегченной версии? Очень скоро девочки так и так узнают об этом от слуг.
До Александровского дворца весть о трагедии долетела в четыре часа пополудни. Машинист поезда, курсирующего между Петербургом и Царским Селом, стал свидетелем финального побоища на Невском и рассказал, как все было. Наташе было тошно как никогда в жизни. Сегодня — поворотный день, думала она. Теперь в России уже ничего не будет по-прежнему — еще бы, после того, как царские войска порубили своих сограждан, словно какие-то варвары-захватчики! И, слушая, как негромкий голос читает о Степлтонах и о сбежавшем заключенном, прячущемся на болоте, Наташа провалилась в какое-то забытье, и перед глазами ее развернулось видение, в котором Санкт-Петербург, ее элегантный, блистательный, обожаемый Санкт-Петербург стал медленно тонуть в водах Невы, сползать в Финский залив, пока не скрылись золоченые шпили церквей и Адмиралтейства. Может, эта огромная, страшная собака Баскервилей — символ революции, очнувшись, спросила себя Наташа, и явилась она, чтобы пожрать людей, которые ее кормят, в удушающем объятии сломать им кости.
Царь читал превосходно. Голос у него и вправду был тихий, но он хорошо знал, когда и как возвысить его для пущей выразительности. Неужели правы те люди, которые поговаривают, что он слабый правитель, и его нерешительность и некомпетентность погубят Россию? Когда дети один за другим вышли из комнаты, чтобы отправиться наверх, в постель, Наташа почувствовала прикосновение руки к своему плечу.
— Наташа, дитя мое, — произнесла Александра Федоровна, — вы ведь знаете что-то, не так ли? О том, что сегодня произошло в городе?
— Да, Ваше Величество. Кое-что знаю, но не уверена, правда ли это.
— И что же вы знаете, дитя? — спросила императрица, движением руки заставив Наташу присесть на край дивана.
— Я только слышала. Ваше Величество, — произнесла Наташа, вспомнив вдруг своего отца, как он кричал на братьев, что нельзя верить всему, о чем болтают на улицах в этом городе сплетников, — что в Петербурге была стрельба и что очень много людей погибло от рук солдат.
И тут она едва сдержалась, чтобы не заплакать по этим неизвестным ей людям, скошенным пулями в январское воскресенье.
— Это были очень, очень плохие люди, — жестко сказала императрица, повысив голос. На мгновение Наташа обрадовалась, подумав, что речь идет о солдатах, расстрелявших мирных демонстрантов. — Они все одинаковые, все эти революционеры, убийцы, бомбисты, — перечисляла Александра Федоровна, и Наташа поняла, что рано радовалась, — все эти либералы и прочие негодяи. Это те, кто убил дедушку нашего царя, и видит Бог, они и нас пытались взорвать, я уже потеряла счет, сколько раз пытались. Отчего, вы думаете, дитя мое, мы вынуждены прятаться здесь? Я вам отвечу. Потому что нам докладывают, что жить в Петербурге опасно. Пока эти люди не поймут, кто на самом деле правит Россией, нам придется мириться с такими неприятными эпизодами, как сегодня. Знаете ли вы, чего они хотели, эти жалкие люди? Подать петицию царю! Как будто у них есть хоть какое-то право говорить ему, что он должен делать! Что ж, давайте надеяться, что они усвоят сегодняшний урок. Если же нет, не усвоят, в следующий раз придется прибегнуть к еще более суровым мерам.
Наташа, как могла, низко наклонила голову, чтобы императрица не прочла ужаса в ее глазах.
