– Это анекдот обо всех людях и на все времена. ПИВА!
– Слушаю вас, генерал.
– Господин Генеральный прокурор, я хотел бы прежде всего выразить…
– Не надо, генерал, не беспокойтесь. Расскажите, что у вас сегодня.
– Займемся документами, господин Генеральный прокурор. Начнем с того, что лежит наверху.
Солинский раскрыл папку. Первая бумага была озаглавлена просто «Памятная записка» и датирована 16 ноября 1971 года. На ней не было грифа какого-нибудь министерства или одного из отделов госбезопасности. Полстраницы на машинке и две подписи. Даже не подписи – инициалы. Генеральный прокурор читал медленно, автоматически переводя профессиональный жаргон на нормальный язык. Одно из немногочисленных искусств социализма – умение продираться сквозь канцелярскую тарабарщину.
«Записка» была посвящена проблемам, связанным с внутренними диссидентами и зарубежными клеветниками. Оплачиваемые американцами эмигранты обливали грязью в своих радиопередачах Партию и Правительство. А внутри страны имелись слабые, легко внушаемые людишки, которые верили клевете и пытались ее распространять. Клевета на государственный и общественный строй считалась, согласно Уголовному кодексу, одним из видов подрывной деятельности и наказывалась соответствующим образом. Тут Солинский споткнулся. «Виновные в подрывных действиях, – прочитал он, – должны быть обезврежены любыми необходимыми методами».
– Любыми необходимыми методами?
– Это термин; он означает самые решительные меры, – ответил Ганин. – Более решительные, чем просто «необходимые методы».
– Понятно, – возможно, у генерала стало появляться чувство юмора. – И откуда же он прислан, этот документ?
– Из здания, которое прежде занимал Отдел внутренней безопасности на бульваре Ленина. Я советую вам обратить внимание на подписи.
Две подписи. Только инициалы. КС и СП. Калин Станов, тогдашний шеф ОВБ, и Стойо Петканов, Президент Республики, Председатель Центрального Комитета, одновременно считавшийся главнокомандующим Народными Силами Обороны.
– Станов? Петканов?
Генерал утвердительно кивнул головой.
– И где это было обнаружено?
– Как я уже сказал, в здании на бульваре Ленина.
– Жаль, что Станов умер.
– Так точно, жаль, господин Генеральный прокурор.
– Не обнаружены ли подписи Петканова еще где-нибудь?
– Пока нет.
– Есть какие-нибудь доказательства, что ему был понятен термин «любые необходимые методы»?
– При всем моем уважении, господин прокурор…
– Какие-нибудь документы о конкретных делах, какие-нибудь его визы, специальные инструкции или же отчеты, которые Президент получал, когда что-нибудь случалось с этими… как их… подрывными элементами?
– Пока не обнаружено.
– Тогда как, по вашему мнению, я могу это использовать? – Он откинулся на спинку кресла и впился в генерала своими блестящими, как маслины, глазами. – Существуют определенные правила, без которых свидетельство не может считаться доказанным. Я законник. Я профессор права, – с важностью добавил он.
Но в эту минуту он не так уж сильно ощущал себя законником. Много лет назад один из приятелей подарками и щедрыми обещаниями соблазнил крестьянскую девушку из патриархальной семьи. Невзирая на строгое воспитание, девушка все же решилась отправиться с ним в лесок. Там они нашли укромное место и занялись любовью. И вот когда девица, казалось, почти уже дошла до экстаза, она вдруг широко открыла глаза и объявила: «Мой папа очень честный человек». Приятель Солинского рассказывал, что ему пришлось собрать все силы, чтобы не расхохотаться в лицо подружке.
– Тогда позвольте мне говорить с вами сейчас не как с профессором права, – сказал Ганин. Они сидели друг напротив друга, и по контрасту с сухощавым прокурором Ганин казался сегодня еще более кряжистым. – У нас в Народных силах безопасности, как я вам уже докладывал, все верят, что ваши старания в Уголовном деле номер один будут вознаграждены успехом… несмотря на недавние затруднения. Это очень важно, важно для блага страны, чтобы процесс был закончен. И не менее важно, чтобы подсудимый был признан виновным.
– Если он виновен, – машинально откликнулся Солинский. «Мой папа очень честный человек».
– Далее: мы понимаем, что обвинения, предъявляемые Петканову, это не те, в которых он особенно виновен, а те, по которым его легче всего признать виновным.
– Естественно.
– Далее: мы понимаем, что многие высшие партийные чиновники и связанные с ними преступники не привлечены к ответственности, и бывший президент, так сказать, является их представителем в зале суда.
– Да уж, если бы он был одним-единственным, мы бы его на руках носили.
– Так точно. Но вы должны знать, вернее, вы знаете, что страна ждет от этого процесса чего-то большего, чем заурядный, подтверждающий какие-то незначительные правонарушения, формальный приговор. Вы-то как раз в данный момент придерживаетесь именно этой линии. Однако страна ждет, что обвиняемый по Делу номер один будет признан самым страшным из преступников во всей истории нашего народа. Вот ваша задача.
– Такой статьи, увы, нет в Уголовном кодексе. Но, мне кажется, генерал, вы хотите дать мне некоторые советы.
– Моя работа, полагаю, заключается в предоставлении вам информации.
– Отлично. Тогда, может быть, вы подытожите ту информацию, которую, по-вашему, вы мне предоставляете?
Солинский произнес эти слова по-прежнему невозмутимым тоном, но внутри его била дрожь.
Пронзительный, сладкий трепет близкого прегрешения. С молотком и зубилом вскарабкался он на бронзового Сталина и балансировал там, вцепившись в кончик уса.
– Я бы изложил это так. В конце шестидесятых годов Служба внутренней безопасности пришла к убеждению, что министр культуры становится опасным антисоциалистическим фактором и что намерения ее отца официально объявить ее своей преемницей представляют угрозу высшим интересам государства. Специальный технический отдел на Резковой улице занимался разработкой препаратов, вызывающих симптомы остановки сердца. Шестнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят первого года Президент и руководитель СВБ покойный генерал Калин Станов одобрили использование любых необходимых методов против клеветников, подрывных элементов и других лиц, занимающихся подобной деятельностью. Три месяца спустя Анна Петканова скончалась от остановки сердца, несмотря на старания наших лучших кардиологов спасти ее.
– Благодарю вас, генерал. – Солинского поразило, как откровенно искушал его Ганин. – Могу сказать, из вас не выйдет хорошего правоведа.
– Благодарю, господин прокурор. Могу сказать, что у меня таких намерений нет.
Ганин ушел. «Мой папа очень честный человек, – повторил Солинский. – Очень, очень честный человек мой папа».
