Через пару недель после своего возвращения из
Европы Миранда давала Эмили список модельеров, чьи каталоги она желала бы
видеть. Как правило, избранные со всех ног кидались составлять свои каталоги –
они часто даже не проявляли свои фотографии до тех пор, пока их не запрашивала
Миранда. В такие дни все в «Подиуме» стояли на ушах. Конечно, когда она захочет
разобраться во всем этом море дорогущих шмоток и выбрать собственную
экипировку, ей будет не обойтись без Найджела. Следует быть наготове и
редактору отдела аксессуаров, чтобы выбрать сумки и туфли. Может понадобиться и
редактор отдела моды – убедиться в безукоризненности ансамбля, особенно если он
включал в себя что-нибудь столь значительное, как, например, шуба или вечернее
платье.
Когда вся одежда, привлекшая внимание Миранды,
бывала доставлена в редакцию, туда приезжала и ее личная портниха – несколько
дней уходило на то, чтобы подогнать все по фигуре Миранды. На эти дни Джеффи
полностью освобождал кладовую, там закрывались Миранда и ее портниха, и никакой
собственно редакционной работы в это время не велось. Когда в прошлый раз
происходила примерка, я подошла к двери кладовой как раз вовремя, чтобы
услышать крик Найджела: «Миранда Пристли! Немедленно снимите это барахло! В
этом платье вы похожи на потаскуху! Вы-ли-та-я шлюха!» Я тогда прижала ухо к
замочной скважине – рискуя здоровьем и даже жизнью, если дверь внезапно
распахнется, – и ждала, что вот сейчас она отчитает его так, как только она
одна умеет это делать, – но все, что я услышала, было кроткое согласное
журчание и шорох снимаемого платья.
Теперь я проработала здесь уже достаточно
долго, и все шло к тому, что честь заказывать одежду для Миранды Пристли
выпадет мне. Четыре раза в год, как часы, она просматривала каталоги, словно
все, что в них было, являлось ее собственностью, и выбирала костюмы от Александра
Маккуина и юбки от Прады, будто это были шестидолларовые футболки из магазина
«Л.Л. Бин». Одна желтая галочка на узких брюках от Фенди, другая – на юбочном
костюме от Шанель, третья (с большой перечеркивающей пометкой «Нет») – на
шелковой блузке. Пробежали – отметили, пробежали – отметили, и вот наконец мы
имеем полный гардероб одежды от-кутюр, которая иногда еще даже не была готова.
Я наблюдала, как Эмили рассылает списки с
предпочтениями Миранды модельерам. Она никогда не оговаривала размер и цвет,
потому что каждый уважающий себя дизайнер точно знал, что подойдет Миранде
Пристли. Конечно, недостаточно было просто сшить одежду нужного размера –
потому-то все прибывающие вещи подгонялись непосредственно в редакции и теперь
уже могли считаться сшитыми на заказ. Наконец, когда весь гардероб был
подобран, подогнан и на лимузине доставлен в ее квартиру, Миранда избавлялась
от устаревшего барахла, и вороха творений Ива Сен-Лорана, Селин и Гельмута
Ланга прибывали в мешках для мусора обратно в редакцию. Большинству вещей было
по четыре или по шесть месяцев, все это добро надевалось лишь раз или два, а
часто вовсе оставалось ненадеванным. Это была одежда невероятно стильная,
чрезвычайно эффектная, такой еще даже не было во многих дорогих магазинах, но это
были вещи прошлого сезона, а значит, столь же мало устраивающие Миранду, как
какие-нибудь дешевые брюки из искусственной кожи.
Время от времени я находила маечку или
какую-то другую вещицу, которую можно было припрятать, но все портил тот факт,
что она носила нулевой размер. Как правило, мы раздавали одежду тем, у кого
были дочери лет десяти – двенадцати, – только для них и мог сгодиться
устаревший гардероб Миранды. Я представляла себе девочек с телами как у
мальчиков, важно разгуливающих в прямых юбочках от Прады и топиках на
бретельках от Дольче и Габбаны. Если попадалось что-нибудь сногсшибательное и
очень дорогое, я вытаскивала вещь из кучи и прятала у себя под столом, чтобы
потом осторожно отнести ее домой. Быстрый визит в один из комиссионных магазинов
элитной одежды на Мэдисон-авеню – и вот уже мой заработок не кажется таким
удручающим. Это не воровство, рассуждала я, просто я нахожу применение тому,
что ей больше не нужно.
Между шестью и девятью вечера (по европейскому
времени было уже за полночь) Миранда позвонила еще шесть раз, чтобы мы
соединили ее с разными людьми, также находившимися в Париже. В течение трех
часов я покорно исполняла ее приказы, а потом собралась по-быстрому улизнуть,
чтобы – не дай Бог – не услышать еще один звонок. Я устало натягивала пальто, и
тут мой взгляд упал на листочек, который я прикрепила к монитору на всякий
пожарный случай: «Позвонить А. Сегодня в 3.30». У меня уже давно кружилась
голова, а глаза ощущали сухие контактные линзы, сейчас же еще и застучало в
висках. Пришла тупая, неясная боль, когда вы не можете сказать, где именно
ноет, но точно знаете: боль будет нарастать и нарастать, пока не разорвет вашу
голову изнутри – или внезапно не пройдет сама собой. Среди всей этой
фантасмагории звонков я забыла выкроить тридцать секунд на то, чтоб позвонить
Алексу. Я просто забыла сделать такой пустяк для человека, который никогда меня
ни о чем не просил.
В офисе было темно и пусто; я села и сняла
трубку, все еще немного влажную от моих потных ладоней: в последний раз я
говорила с Мирандой всего несколько минут назад. По домашнему телефону его не
оказалось, но как только я набрала номер сотового, он сразу же ответил.
– Привет, – сказал он, – как твои дела?
– Как обычно, Алекс, как обычно. Прости, что я
не позвонила тебе в половине четвертого. У меня абсолютно не было времени, она
названивала как сумасшедшая…
– Да ладно. Пустяки. Слушай, я сейчас не могу
разговаривать. Я позвоню тебе завтра, хорошо? – Он говорил как-то рассеянно, и
голос казался таким далеким, будто мы находились на разных полюсах земного
шара.
– Ну конечно. Но с тобой все в порядке? Может,
ты мне сейчас по-быстрому скажешь, о чем ты хотел поговорить? Я так
волновалась, все ли в порядке.
Он помолчал, а потом ответил:
– Вообще-то не похоже, что тебя это волнует. Я
всего один раз попросил позвонить, причем твоей начальницы даже нет в стране, а
ты не смогла выкроить минуты. Знаешь, как-то не похоже, что тебя интересуют мои
дела. – В его голосе не было ни упрека, ни тени сарказма, он просто
констатировал факты.
Я наматывала на палец телефонный шнур, пока
кончик не вздулся и не побелел; во рту вдруг ощутился металлический привкус
крови, и только тогда я осознала, что прокусила себе нижнюю губу.
– Алекс, я ведь не забыла позвонить, – солгала
я, отметая это невысказанное обвинение, – у меня просто ни секунды свободной не
было, я думала, что это что-то важное, и мне не хотелось звонить только для
того, чтобы сразу бросить трубку. Она сегодня после обеда звонила раз двадцать,
и все было срочное. Эмили ушла в пять, оставила меня на телефоне, а Миранда все
звонила и звонила. Я беру трубку, хочу тебе позвонить, и тут звонит она. Я… ну,
ты понимаешь?
