– Да уж больно прыткий оказался… – виновато ответил шофер.
Голощекин вытащил наган и прицелился вслед автомобилю. Однако выстрелить не успел: по ступенькам вниз сбежал Белобородов и схватил его за руку.
– Не торопись, Шая! – сказал он. – Он все-таки уполномоченный Москвы.
– Это я – настоящий уполномоченный Москвы! – крикнул Голощекин, вырывая руку с наганом у Белобородова. – Я уполномоченный! А тот террорист-налетчик – только на посылках!
– Саша прав! – послышался голос Сафарова. Он стоял на ступеньках и видел все. – Даже если он на посылках, то не у первого встречного, а у верховной власти.
– Шая! Ну, зачем тебе надо было? Ты видел его бронепоезд? – спросил Белобородов. – Что он оставил бы от города, если бы развернул сюда свои семидюймовки
[78]
? Он и до Верхне-Исетска достанет.
– Ничего бы он не развернул, – огрызнулся Голощекин. – Корнилов развернул бы, а он – нет. Но все равно он – контра.
Белобородов с досадой отмахнулся и вернулся в исполком.
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал! – крикнул ему вслед Голощекин.
Сафаров снял пенсне, сложил его пополам и отправил в боковой карман своей длинной, до пят, солдатской шинели.
– Ты о чем? – спросил он Голощекина.
– Все о том же, – буркнул Голощекин.
– Послушай, Шая! – сказал Сафаров. – Ты здесь казаки-разбойники не устраивай. Что ты там темнишь? Выкладывай! – приказал он.
– Выложу, – ответил Голощекин. – Позже. Все узнаешь.
– Шая! Я партийный секретарь. А устав нашей партии распространяется и на тебя. Докладывай! Какое задание у тебя? От кого?
– Нет, Жора, – возразил Голощекин. – Сейчас я ничего не скажу. Да, ты у нас очень и совсем партийный секретарь. Но у меня свое задание и тоже от партийного секретаря. Он повыше тебя будет. Сказано – все скоро сам узнаешь…
Яковлев резко затормозил у пыхтевшего паровоза: машинист на всякий случай держал пары.
– Трогай! – приказал Яковлев, легко поднимаясь в будку. – Немедленно!
– Поехали! – с готовностью отозвался машинист, берясь за медную ручку контроллера.
Паровоз пыхнул, взвизгнул, из-под колес повалил пар, черные клубы угольного дыма вырвались из трубы, колеса резко прокрутились на месте, и поезд осторожно начал движение.
Но вдруг резко затормозил и стал.
– Что такое? – крикнул комиссар, едва удержавшись на ногах.
– Красный! – ответил машинист, указывая черным пальцем на светофор. На этот раз сигнал светофора горел ярко – керосина в фонаре было достаточно.
Яковлев по внутреннему телефону вызвал ординарца и сошел на перрон. Гончарюк уже бежал к нему, черные ленточки его бескозырки колыхались на ветру.
Обменявшись несколькими словами с командиром, Гончарюк направился к начальнику станции. Тот сидел за своим рабочим столом и пил чай из самовара. По лысине начальника стекали капли пота, он вытирал ее время от времени смятым носовым платком.
Увидев матроса с «Авроры», начальник надел свою форменную фуражку – черную с малиновым верхом, но из-за стола не встал.
– Как себя ведешь? – Гончарюк гаркнул, словно находился не в кабинете железнодорожника, а на палубе своего крейсера в шторм. – Как держишь себя, сукин кот?! – матрос взвел курок револьвера. – Перед кем сидишь?! – плавным неторопливым движением он сунул холодный ствол начальнику под нос. – Перед тобой личный ординарец уполномоченного комиссара Совнаркома и ВЦИКа! Понял, гнида? Ну?!
– Да, ва… ваше благородие! Понял, – торопливо подтвердил начальник. Он резко вскочил, опрокинув стакан с чаем на карту расписаний поездов. – Да! – повторил он, прикладывая руку к козырьку. – Я очень хорошо понял!.. – и вытянул руки по швам.
– Не понимаете вы, сучьи дети, ничего, пока вам наганом в лоб не дашь… – проворчал матрос Гончарюк, опуская ствол. – Почему закрыл семафор? Почему не выпускаешь поезд?
– Без приказа военного коменданта никого выпускать не велено! – испуганно сообщил начальник.
– Вот тебе приказ! Четкий и ясный приказ! – заявил Гончарюк, он приставил дуло револьвера ко лбу начальника станции и надавил так, что железнодорожник покачнулся, потерял фуражку и едва не упал сам. – Исполнять! Немедленно! У тебя осталось двадцать секунд жизни. Дашь зеленый – проживешь больше. Иначе придется твоей бабе соскребать твои мозги со стенки ложкой. Посмотри в окно, обезьяна чертова!
Начальник осторожно скосил глаза и увидел в окно, что главная орудийная башня поезда медленно повернулась и нацелила жерло семидюймовой гаубицы прямо на окно его кабинета.
– Сейчас, ваше благородие, товарищ командир! Сию минуту, сию секунду! – заторопился начальник. – Сейчас будет зеленый, и стрелочку сейчас переведем, откроем путь, гражданин уполномоченный комиссар.
– Ординарец я, ординарец! – поправил его Гончарюк. – Это еще круче, чем комиссар! Комиссар сидит в поезде и ждет семафор. Ждать он не любит. Но любит иногда от скуки пострелять из пушки по разным начальникам вокзалов.
Выйдя на перрон, Гончарюк увидел, как поднялась перекладина семафора и вместо красного огонька засветился зеленый. В тот же момент поезд мощно прокрутил колеса и стал медленно отходить от платформы. Гончарюк дождался, пока с ним поравняется штабной вагон, и запрыгнул в него.
В салоне Яковлева уже шло совещание.
– Таким образом, нам известно, что отряд в сотню штыков под командованием Заславского два с половиной часа назад отправился эшелоном в Тюмень, оттуда – в Тобольск. Что еще, Павел? – спросил комиссар.
Павел Зенцов с небольшим отрядом только что присоединился к Яковлеву.
– Мой доверенный только успел сообщить, что у Заславского приказ… крепко помочь нам в случае необходимости. Но главное – внезапно. Чтобы никто из нас и пикнуть не успел.
– От кого конкретно приказ?
– Не сказал. Но отряд из резерва военного комиссара.
– Голощекин… все ясно. Садись, – сказал Яковлев и обвел взглядом присутствующих. – Прошу высказываться. Глафира Васильевна, даме – следующее слово.
Она встала, вытащила из кармана куртки телеграфную ленту и сложенный листок бумаги.
– Пожалуйста, Василий Васильевич. Получилось.
Это была та самая шифрованная телеграмма из Москвы в Екатеринбург.
– Полагаю… – начала Новосильцева.
– Глафира Васильевна! – остановил ее комиссар. – Прошу вас, сидите. Иначе вы своим разлагающим примером всех нас заставите вытягиваться во фрунт, – усмехнулся он.
Она пропустила его реплику мимо ушей.
– Итак, – продолжила Новосильцева. – У нас уже имеется ряд данных, которые позволяют сделать первые прикидочные выводы. Точнее, предположения. Во-первых, в исполкоме нас встретили несколько раздраженно, но все-таки не так, как встречают врагов. Да, Голощекин позволил себе хамские выходки, но вовремя остановился. Кстати, Василий Васильевич, позвольте мне воспользоваться своим привилегированным положением и сказать вам несколько неприятных слов.
