– Поезд – очень тесное место. Теснее, чем на корабле.
– Да, тесное… – согласился Яковлев. – Павел Митрофанович! А что – вас есть семья, родные?
– Семьи нет, – ответил матрос Гончарюк. – Долгой оказалась моя служба – вы правильно сказали, Василий Васильевич. Сначала царю, потом Временному правительству. Теперь вот народу хотел послужить, да вот какая штука повернулась… Я так думаю, – решительно заявил он, – вам нужен помощник – хотя бы до какого-то спокойного места. А то ведь Евдокии Федоровне будет с каждым днем все труднее.
Яковлев и Новосильцева переглянулись и оба одновременно смущенно улыбнулись.
Николая, Александру и Марию посадили на заднее сиденье паккарда. Впереди рядом с водителем сели Голощекин и член исполкома Дидковский. Грузовики следовали за ними не отрываясь.
Проплутав переулками, и выезжая кое-где на чужие огороды, автомобили выскочили на Вознесенский проспект, идущий под уклон и остановились на углу Вознесенского переулка у небольшого двухэтажного дома, окрашенного белой известкой. Его владелец, инженер Ипатьев, выехал по предписанию чека всего два часа назад. Теперь плотники торопливо обносили двухметровым острогом дом и садовый участок.
– Гражданин Романов! – скомандовал Голощекин. – Выходим! Дом особого назначения – вам сюда!
Первый вышла Мария, за ней Николай. Он медленно и осторожно помог выбраться Александре. На небольшой площади перед домом собралась толпа.
Из дома вышел комендант Авдеев – тот самый, тобольский.
– Ага! – удовлетворенно заявил он. – Сатрап Николай Кровавый уже здеся? Как мы их ждали! Места не находили.
В толпе раздались хохот, крики, ругань. Зеваки плотной группой медленно придвигались к острогу.
– Чрезвычайка! – крикнул Голощекин. Голос у него неожиданно сорвался. – Чего смотрите?! – сипло добавил он. – Разогнать!
Солдаты защелками затворами винтовок, один выстрелил в воздух, и площадь мгновенно опустела. Самые смелые из зевак забежали в подворотню противоположного дома и продолжали оттуда наблюдать.
Николай, Александра и Мария стояли у входа в дом. Часовой их не пропускал, пока Авдеев о чем-то вполголоса совещался с Голощекиным и Белобородовым. Чуть в сторонке сгрудились Боткин, Трупп, князь Долгоруков, повар Седнев, камердинер Чемодуров и Демидова.
Авдеев взял какую-то бумагу у Белобородова и стал из нее читать:
– По постановлению советской власти, Николай Романов и все члены его семьи будут находиться в Екатеринбурге, в доме особого назначения, вплоть до особого распоряжения. Комендантом буду, значит, я самый! А теперь проходим по одному. Сначала идет… – он посмотрел на Николая, – бывший царь, враг всего трудящегося народа Николай Кровавый. Пошел!
Николай пошатнулся. Мария с ужасом увидела, как на голове отца, на виске, медленно побелела прядь волос.
Часовой взял отца за плечо и легонько толкнул через турникет. Николай споткнулся, но устоял.
– Теперь бывшая императорша и дочка ейная! – крикнул Авдеев.
Александра проковыляла мимо часового, опираясь на руку Марии.
– А теперь говорю для царских холуев: кто сюда войдет – тот уже будет арестованным. Так что советская власть дает вам выбрать. Но сначала подумайте – нужно вам сюда или на свободу!
Первым приблизился Боткин.
– Ты кто есть? – спросил Авдеев.
– Леб-медик Боткин Евгений Сергеевич.
– И ты хочешь в тюрьму? – спросил Авдеев. – По своей воле? Так ведь отсюдова можно уже и не выйти! Ну? Идешь?
Боткин молча кивнул.
– Проходь, арестант Боткин! – хлопнул Авдеев доктора по плечу так, что у него слетело пенсне.
– Следующий… Ты хто?
– Гофмаршал князь Долгоруков.
– В сторону! – приказал Авдеев.
– Но я тоже… Вы же только что сказали – добровольно…
– Оглох, князь хренов?! Сказано тебе – в сторону! А ты кто будешь? – обратился он к Труппу.
– Работник Алоизий Трупп.
– Как? – не понял Авдеев.
– Алоизий Трупп. Комнатный работник.
– Труп? Уже?!
И Авдеев расхохотался.
Алоизий Трупп стоял неподвижно, сохраняя каменное выражение лица.
– Ну, – заявил Авдеев, отсмеявшись, – трупом ты еще не стал, нас не обманешь. Но обещаю, что когда-нибудь в него превратишься. Пошел!
Трупп быстро прошел через турникет.
– Ты? – указал пальцем Авдеев на Демидову. – Кто есть?
Демидова с высоты своего могучего роста презрительно глянула сверху вниз на плюгавого Авдеева.
– Я есть гражданка Демидова Анна Стефановна! А ты, сукин сын, на меня пальцем не указывай!
– Кто по занятию будешь?
– Да уж не паразитка с наганом, как кое-кто здесь, передо мной стоящий! – отрезала Демидова. – Я рабочий человек! А вот кто ты есть и по какому праву мне вопросы задаешь, еще не знаю!
– Не слышала? Глухая? Я есть комендант Дома особого назначения! Будешь подчиняться мне.
– Хрен ты собачий, а не комендант, если так позволяешь себе с людями разговаривать! – презрительно отчеканила Демидова.
Авдеев опешил.
– Ты что, не понял меня? – осведомилась Демидова. – Не слышал? Глухой, небось? Ну-ка, отвечай мне сейчас же! Глухой?
– Не глухой!.. – машинально ответил Авдеев.
– Ой, Нюта! – шепотом крикнула Мария. – Ой, Нюточка… не надо! Не надо злить!..
– Какой ужассс! – испуганно прошептала Александра. – Они сейчас нас расстреляйт…
– Веселая ты бабенка, как я погляжу! – мрачно заявил Авдеев. – Ну, мы с тобой потом отдельно познакомимся. Ты еще узнаешь, кто я такой… близко узнаешь. Пошла во двор, корова! Ну! Быстро!
Демидова медленно и величаво прошла мимо часового. Чемодуров был пропущен без вопросов. Долгоруков и Седнев остались за забором. Мария успела увидеть, как обоих солдаты сажали в грузовик, подталкивая стволами карабинов.
Больше Романовы никогда не увидят ни того, ни другого. Долгоруков и Седнев будут без всякой причины и обвинения расстреляны в екатеринбургской тюрьме. Их тела обнаружат за городом солдаты Колчака.
Арестованные поднялись на второй этаж по широкой скрипучей лестнице, от которой остро пахло паркетной мастикой. На площадке стояло чучело медведицы с двумя медвежатами.
– Направо! – приказал Авдеев.
Они прошли узким коридором через людскую в большую комнату, оказавшейся проходной. За ней была еще одна – большая угловая в четыре окна.
– Здесь – вы! – Авдеев сказал Николаю. – И жена ваша, и дочка. Там, в людской, будет лекарь или кто-нибудь еще, кто хочет. Для этой работницы, – кивнул он в сторону Демидовой, – есть еще свое место – около столовой.
