И даже Ольга, порозовев от волнения так, что стал видел нежный персиковый пушок на ее круглых щеках, улыбнулась брату. Но тут же озабоченно произнесла:
– Надо полагать, инцидент так не кончится. Этот… уполномоченный придет еще раз.
– Пусть только сунется! – воскликнул Алексей. – У меня еще папина чернильница есть!
Сестры грохнули от хохота.
– А у меня, – давилась смехом Анастасия, – у меня мамина чернильница есть… И еще своя собственная!
– А у я Жилика возьму! – добавила Татьяна.
– Хорошо, – сказала Ольга, – будем считать, что новое оружие испытано. Но чем ответит враг?
– Но враг бежит, бежит, бежит! – запела Анастасия и сделала пируэт.
– Они вернутся, – боязливо передернула плечами Татьяна.
– У нас целый отряд охраны! – возразил Алексей. – Солдат ведь нам правительство дало – новое правительство, специально, чтобы от таких мерзавцев нас и охранять!
– Ты разве не видишь, как оно охраняет? – не согласилась Татьяна. – Этот гад ударил Кобылинского. И что? Где охрана? Если бы не твоя бомба, неизвестно, чем бы кончилось.
– А Яковлев говорил, что теперь мы под защитой большевиков, что сам Ленин нас охраняет! – вставила Анастасия.
Татьяна скептически усмехнулась:
– Где твой Ленин, а где мы!.. Это же разбойники. Пока твой Ленин проснется, они нас на кусочки изрубят!
– Он такой же мой, как и твой, – обиделась Анастасия. – Я же не сама придумала, что красный комиссар Яковлев сказал!..
– Комиссар, комиссар, – передразнила Татьяна. – Что с того, что он комиссар! Этот гунявый – тоже комиссар, жидовская морда!
– Он не жид, – заметила Ольга. – И незачем все на жидов сваливать. Это не умно и дурной тон.
– Скажешь тоже! – не согласилась Татьяна. – Всем известно, что от них все зло у нас сейчас!
Ольга укоризненно посмотрела на сестру.
– Скажи, Татка, а наш дядя, так называемый великий князь Кирилл Владимирович, – жид? Ну? Что молчишь? А ведь он первый изменил присяге! Помнишь, как мы все болели в Царском, в феврале. Он сначала пришел с матросами – вроде нас охранять. А потом бросил, ночью сбежал! А Керенский прислал охрану. Или дядя Джорджи, король английский, он – жид? Однако же отказал в приюте, можно сказать, вышвырнул нас улицу. А дядя Вилли, кайзер? Разве он не мог, когда заключил мир с большевиками, вытребовать хотя бы одну маму или тетю Эллу? Мог. А не потребовал. Так он, наверное, и есть самый настоящий жид! Знаю, Таточка, ты хочешь сказать, что мама ни за что бы не приняла помощь от дяди Вилли. Но это совсем другая тема. Но предложить-то он, по крайней мере, мог! Или вот – Милюков, профессор, из кадет, умный, наверное. Он маму первый оклеветал: в Думе публично назвал германской шпионкой! Ну, кто мог в такое поверить – мама и германская шпионка! Значит, и Милюков жид?
– Да-да! – поддержала старшую сестру Анастасия. – Вспомни, Таточка, кто отца Григория утопил? Кузен наш, Дмитрий. И другой, Иркин
[141]
муж, Феликс!
– Феликс? Это клевета! – заявила Татьяна. – Мама при мне читала вслух его письмо, где он поклялся, что не убивал отца Григорья! Я своими ушами слышала.
– Вот, Таточка, видишь! – вмешалась Ольга. – Мало того, что он убийца – он же потом сознался и всем хвастал! А сначала нагло врал. Тетя Элла еще потом просила маму не наказывать Феликса. Так что он не только убийца, он еще и клятвопреступник и трус. Что ему сделал отец Григорий?
– Да, – грустно подал голос Алексей, – плохо, что нет отца Григория…
И девочки замолчали, с жалостью глядя на брата. Был бы жив отец Григорий, брат так не мучился бы.
– Там еще третий был среди убийц, – проговорил Алексей. – Пуришкин… Пуришко…
– Пуришкевич! – выпалила Анастасия. – Вот!
– Ну, это уж точно еврей! – заявила Татьяна.
Ольга и Анастасия захохотали, улыбнулся и Алексей.
– Пуришкевич Владимир Митрофанович, – важно сообщил Алексей. – Помещик из Бессарабии, депутат Думы. Жидоед, каких еще поискать надо. А этот… ну, которого я «бомбой» взорвал… как он себя назвал?
– Родионов, – подсказала Анастасия.
– Да, Родионов… Фамилия русская, а сам непонятно кто.
– По-моему, он какой-то жмудин, – предположила Татьяна. – Говор у него какой-то… лифляндский.
– Похоже, – согласился Алексей. – Ну, это братия такая!..
– Какая? – заинтересовалась Анастасия.
– Зверствовать любят, палачи! – заявил Алексей. – Я знаю. Мне полковник Кобылинский рассказывал. Если на фронте немец попадал в лапы латышу, или эстляндцу, или лифляндцу, то старался сделать все, чтобы его, пленного, немедленно застрелили. Потому что жмудины – сразу развлекаться: уши живьем отрезали, потом нос…
– Алексей, прекрати сейчас же! – возмутилась Ольга. – Как ты можешь?
– А я что? – в недоумении спросил Алексей и пожал плечами. – Я ничего. Это они так делали, а не я.
Пришли полковник Кобылинский, доктор Деревенько и воспитатель Жильяр. Их сопровождали Матвеев и Дзеньковский. На лбу полковника светлел свежий пластырь. Доктор был очень недоволен и не скрывал этого, швейцарец Жильяр нервно крутил свои длинные усы дрожащими пальцами.
– Так что же произошло, Евгений Степанович? – спросила Ольга. – Кто был этот субъект? И как она попал сюда? Вы его арестовали?
– Это местный чекистский деятель Родионов, – мрачно пояснил Кобылинский. – Арестовать его нельзя. Должность его – комиссар.
– Сколько же у них комиссаров? – удивилась Ольга.
– Трудно сосчитать, Ольга Николаевна, – усмехнулся полковник. – Но не это важно. Если возникнет столкновение, неизбежна самая настоящая война с местными. Исход легко предвидеть. Поэтому, Ольга Николаевна, я решил, что инцидент нужно обозначить как досадное недоразумение, о чем вам и докладываю. Для общего блага. А вот вы, Алексей Николаевич, – обернулся он к мальчику, – примите мою сердечную благодарность! Теперь можно сказать, мы с вами поучаствовали в небольшом, но настоящем боевом столкновении. И если бы не ваша… – он усмехнулся, – праща…
– Бомба! – уточнил Алексей. – Бомба новейшей и самой секретной конструкции!
Все заулыбались, даже у Жильяра перестали дрожать руки, и он оставил в покое свои усы.
– Секретная бомба, – согласился Кобылинский. – Позвольте считать вас своим боевым товарищем.
Алексей гордо выпрямился.
– Все дело в том, господин полковник, что я воспринимаю ваши слова всерьез!
– А я и не шучу! – возразил Кобылинский.
– В таком случае я, как младший унтер-офицер российской армии, должен по уставу встать во фронт и сказать: «Рад стараться, ваше высокоблагородие!» Но Временное правительство, как мне говорил отец, устав строевой службы отменило. Так что я прошу вас подойти ко мне, чтоб я мог пожать вам руку.
