Родионов вдруг резко остановился у комнаты, где жили Ольга и Татьяна вместе с фрейлиной Анастасией Васильевной Гендриковой, дернул ручку двери. Заперта. Он дернул несколько раз – напрасно.
– Преступний арестованный! – крикнул Родионов и принялся колотить кулаком в дверь.
– Боже мой! – послышался испуганный вскрик Гендриковой. – Что там такое? Кто это?
Вслед за ней – голос Ольги:
– Что происходит? Кто там?
– Преступный арестованный открыть! – крикнул Родионов.
– Зачем? Кто там? – переспросила Ольга.
Кобылинский отодвинул Родионова и сказал, как можно сдержаннее:
– Ольга Николаевна! Анастасия Васильевна! Это я, Кобылинский… Простите, но пришла чрезвычайная комиссия с обыском. Надо открыть. Они быстро посмотрят и уйдут. Не волнуйтесь. Не бойтесь ничего. Я буду здесь, с вами.
Ответом было молчание. Потом послышался недоверчивый голос Ольги:
– Евгений Степанович? Это действительно вы?
– Да, – тоном, преисполненным стыда, подтвердил Кобылинский. – Здесь работники местной чека. Они пришли к вам… то есть к нам с обыском. Я уверен – по недоразумению. Откройте, чтобы они убедились в своей ошибке.
– Ах, Господи Боже мой, – растерянно проговорила Ольга. – Сейчас, Евгений Степанович. Одну минуту…
Послышался скрежет ключа в замке. Ольга поворачивала ключ то в одну, то в другую сторону, но, очевидно, от волнения никак не могла отпереть.
Родионов кивнул своим, двое латышей подошли и несколькими мощными ударами винтовочных прикладов вышибли филенку вместе с замком. Дверь распахнулась – Ольга едва успела отскочить в сторону. В ту же секунду послышался пронзительный женский вопль. Это закричала фрейлина Гендрикова и упала, сбитая дверью.
– Боже милостивый! Что же это такое!.. – воскликнула Ольга, бросаясь к ней на помощь. Она, как и Гендрикова, была в одной лишь полотняной ночной сорочке.
Татьяна оставалась в постели, не в силах пошевелиться от страха. Только прижимала к горлу край суконного одеяла.
– Начинайся! Поше-о-л! – скомандовал Родионов.
Чекисты и солдаты вытаскивали и опрокидывали ящики письменного стола, выбрасывали из платяного шкафа женские платья и, наскоро ощупав их по швам, бросали на пол и потом топтались по ним. Швыряли на пол книги, альбомы с фотографиями. Полетели матрасы, подушки.
– А ты, – указал Родионов пальцем на Татьяну, – бистро-о с постели – ма-а-арш!
Татьяна соскользнула с кровати, плотнее закутавшись в одеяло. Родионов вырвал у нее одеяло и швырнул на пол.
– Проверка! – приказал он.
В комнате померк свет, словно в ней разразилась метель: латыши вспарывали штыками подушки.
– Е-есть! Преступни арестант! – раздался торжествующий крик Родионова.
Он вытащил из сумочки Гендриковой пачку денег перевязанных подвязкой для чулок, и поднял их высоко над головой:
– Все смотрят и видят! Теньги! Это теньги преступни Романов!
Гендрикова, около которой уже хлопотал доктор Деревенько, примчавшийся на крик в одном исподнем и тапочках, простонала:
– Это мои деньги, кромешник!
– Та-а! Та! – обрадовано крикнул Родионов. – Конечно, твои! Деньги для белых враго-о-в!
– Что за чушь вы несете, Родионов! – крикнул Кобылинский, надвигаясь на него. И остановился: латышские штыки уперлись ему в грудь. – Каких белых? Каких еще врагов?! Ты с ума сошел!
– Составлять здесь акт! – торжествующе заявил Родионов, отошел к столу и начал считать деньги, шепча и слюнявя пальцы.
Потом он в общей тишине, которая прерывалась только стонами несчастной Гендриковой, начал медленно составлять акт, медленно выписывая каждую букву. В акте указал сумму 12 тысяч рублей и приказал фрейлине его подписать.
– Была шестьдесят одна тысяча, – простонала Гендрикова.
– Там не пила шестьдесят одна-а! – отрезал Родионов. – Все видели, я счита-а-а-л! Все!
Возражений он не услышал, тем не менее исправил в акте 12 000 на 20 000 рублей. И добавил угрюмо:
– Теньги двадцать тысяч – не такое много, чтоб на нее делать мятеж. Вот если там пило двадцать одна тысяча или шестьдесят – тебя сразу надо в тюрьму и расстрелять! Мы будем следствие вести. А пока эти преступни деньги в полной обнаруженной сумме приказываю тебе оставить и строго сохранять. Не тратить. До конца расследования-я. И это есть в акте. Подписай! – снова сунул он бумагу фрейлине.
Гендрикова, все еще сидя на полу, молча поставила в акте закорючку, закапав ее слезами.
Родионов швырнул пачку денег рядом с ней на пол:
– Охранять! – рявкнул он.
Кобылинский готов был поклясться, что когда Родионов начал считать деньги, пачка была в три раза толще. Выходя вместе с ним в коридор, полковник, словно невзначай, слегка прикоснулся тыльной стороной ладони к правому карману родионовской куртки. Деньги были там.
Чекисты двинулись к комнате Алексея, которую он делил с Нагорным и с сыном доктора Деревенько Колей. Но остановились в нерешительности. По обеим сторонам двери стояли с винтовками наперевес и с примкнутыми штыками Матвеев и Дзеньковский. Дверь загораживали собой унтер Воскобойников и матрос Нагорный.
– В сторону! – приказал Родионов. – Пропускать!
– Отвали в сторону! – с тихой ненавистью ответил Нагорный.
Родионов остановился. Посмотрел на Кобылинского.
– То есть пунт? – спросил он. – Мятеж? Сопротивление против саконно-о-й советской власти?
Полковник молчал.
– Ну? – усмехнулся Родионов. – Ты не забыл, что дом окруженный есть? Надо пускать смотреть. Скажи ему – будет хуже.
Кобылинский тяжело вздохнул.
– Пропустите его, – хрипло проговорил он. И – Родионову: – Но если ты и здесь устроишь погром!..
Не отвечая, Родионов оттолкнул его и вошел.
Алексей полулежал в кровати. Рядом с ним сидела Анастасия.
– Так, – с ухмылкой заявил Родионов. – Так-так!
Он лисьим шагом приблизился к Алексею и уставился на него в упор. Мальчик слегка побледнел, но взгляд выдержал. Родионов отвел глаза в сторону и обрадовано шагнул к столу.
– Фот оно! – воскликнул он. – Фот оружие!
И схватил со стола детскую винтовку. Это была игрушка Алексея, точная копия трехлинейной винтовки Мосина, сделанная в масштабе один к пяти на тульском оружейном заводе специально для цесаревича. Алексей получил ее ко дню рождения и очень ею дорожил.
В ответ на радость Родионова мальчик только презрительно фыркнул.
– Не бойтесь, она не выстрелит! – снисходительно сказал мальчик. Это игрушка.
