Но неожиданное событие все перевернуло.
За три дня до намеченного срока побега, когда Авдеев передал Николаю, чтобы Романовы были окончательно готовы, и одновременно во всеуслышание грозно запретил арестантам пользоваться после девяти вечера электричеством, вечером к ним пришли Зотов и Клещев, деликатно испросив разрешения войти.
– Вы ж понимаете, – оправдывался Клещев, – не мы виноваты, что электричество не дают включать…
– Понимаем-понимаем! – проворчала Демидова. – Все? Покаялись? Теперь марш по своим делам. У вас их больше, чем у нас.
– Мы вот хотели попросить… – смущенно проговорил Зотов. – Кого-нибудь из барышень..
– Чьто еще просить? – надменно осведомилась Александра. – Какие еще могут быть просьбы к парышням?
Зотов и Клещев нерешительно переглянулись. Потом Зотов шагнул вперед.
– Там у нас пианина стоит… никто не знает, как она заводится и играет, – он даже слегка вспотел. – Ну и… можно попросить барышню, которая умеет запустить машину… А то мы искали механизм, искали, да так и не нашли. Хочется послушать, а то скучно.
– Мама! – крикнула Анастасия. – Они решили, что это механическое пианино!
Девочки засмеялись, но не обидно, однако, смутили охранников еще больше. Даже Александра бросила в сторону дочерей укоризненный взгляд и строго поджала губы.
– Это не механический, это настоящий инструмент, – сказала Татьяна. – Он сам не играет. Нужен музыкант.
– Барышни добрые, – попросил Клещев. – А вы ведь умеете? Я знаю, все барышни из господских домов умеют на пианинах пальцами стучать, а уж вы-то должны еще лучше – вы ж из самого что ни есть господского дома!.. Выше не бывает.
– Пальцами стучать – это я умею лучше всех! Лучше не бывает! – воскликнула Анастасия. – Мама, мамочка, можно пальцами постучать немножко? – стала упрашивать она. – Все равно делать нечего при свечке.
Александра взяла маленькие щипчики, поправила свечной фитиль – она читала Нилуса. И посмотрела на Татьяну. Та слегка пожала плечами. Мать кивнула, и Татьяна с Анастасией отправились в караульную.
Здесь электричество горело вовсю, и стояло кабинетное пианино. Татьяна открыла верхнюю крышку и заглянула под нее. Струны и молоточки были усыпаны пеплом, на дне валялись окурки, в угол около басов засунута пустая бутылка из-под денатурата.
– Отворите окно! – приказала Татьяна. – Дышать нечем.
Клещев с треском распахнул рамы, и в комнату ворвался чистый воздух, полный аромата фруктовых садов.
Татьяна стала снимать вертикальную крышку, обнажая внутренности инструмента. К ней на помощь ринулся Зотов.
– Тряпку! – приказала она. – Только чистую и влажную.
Он мигом притащил из ванной чистое и влажное солдатское полотенце и принялся, по приказу Татьяны, осторожно вытирать пыль и пепел внутри пианино, выковырял все окурки. И когда инструмент был более-менее очищен, Татьяна села за него и сыграла до-мажорное арпеджио, пройдясь по всем октавам. Пианино было настроено плохо, струны выдавали звук с дребезжаньем, словно битые бутылки, но все равно, когда она сыграла арпеджио и пальцы Татьяны замерли, охранники, онемев от чуда, с изумлением глядели на нее и на желтовато-перламутровые клавиши. Анастасия закричала:
– Теперь я! Чур я! – и почти столкнула своим бедром сестру с круглого вертящегося стула.
– А теперь требую полного внимания! – заявила Анастасия она, положив пухленькие пальчики на клавиши. – Танцуют все! Танцуйте! Маэстро исполняет особое произведение по особой просьбе благородной публики! Единственный концерт проездом за границу в Европу! Только один концерт!
И, весело колотя по клавишам, она выдала «Собачий вальс».
– Танцуйте, танцуйте! – приказала она охранникам, которые стояли с нелепо расставленными руками, не зная, что делать. – Барышня! – приказала она Татьяне. – Смелее! Покажите пример! Вы не в Смольном институте благородных девиц!
Татьяна, чуть покраснела и, взявшись за юбку, медленно и изящно закружилась в вальсе. Зотов и Клещев, потоптавшись на месте, принялись неуклюже, по-медвежьи поворачиваться на месте. Татьяна сделала легкий пируэт, Клещев попытался его повторить, но не удержался и с грохотом упал, свалив заодно два стула. Музыка оборвалась.
– Хватит! – заявила Анастасия. – Маэстро устал, а зрители и слушатели и так приведены в экстаз. Даже падают. Совсем музыканта замучили!
Она раскраснелась, глазенки горели, на носу выступили капельки.
– Фу! – Анастасия обмахивалась ладонью. – Хочу на воздух.
Клещев и Зотов переглянулись. Зотов пожал плечами и кивнул.
– Хорошо, барышня Ваше Высочество Анастасия Николаевна, – сказал Клещев. – Я провожу вас в сад. Только, пожалуй, тихо, чтоб никто не увидел и ничего не услышал. А то мне сильно достанется. А вы тут играйте музыку, чтоб думали – мы тут все сидим.
Татьяна села на стульчик, потом подкрутила сиденье повыше, положила руки на клавиши, закрыла глаза и – сначала едва слышно, пианиссимо, начала «Колыбельную» Моцарта. Незамысловатая, но нежная и сладкая мелодия зазвучала громче в прокуренном грязном помещении и каким-то волшебным образом, словно серебряным светом, очищала его от всей мерзости, накопившейся тут за последние месяцы. Татьяна, взяв крещендо, достигла нужного уровня и тихонько запела:
Спи, моя радость, усни.
В доме погасли огни.
Дверь ни одна не скрипит.
Мышка за печкою спит.
Птички затихли в саду.
Рыбки уснули в пруду.
Глазки скорее сомкни.
Спи, моя радость, усни.
Усни…
Она прошлась пассажем сверху вниз и вдруг – почувствовала прикосновение к своим плечам. Она легонько вскрикнула, открыла глаза и натолкнулась на горящий взгляд Зотова. Он тяжело дышал, словно запаленная лошадь, зрачки его расширились на всю радужку, грудь ходила ходуном.
– Ой! – тоненько вскрикнула Татьяна, встала со стула и чуть не упала.
Зотов обхватил ее железными руками, навалился на нее и поволок к железной кровати.
– Ой! – еще тоньше и слабее вскрикнула девушка, не имея даже сил вздохнуть, потому что Зотов сжал ей грудную клетку до боли. Татьяна стала задыхаться.
Ужас пронзил ее всю – от макушки до кончиков пальцев ног. Ей показалась, что она рассыпается, растворяется по клеточкам и сейчас умрет, потому что не были ни сил, и возможности сопротивляться мощной хватке Зотова, который неотвратимо тащил ее к кровати. Ее ноги волочились по полу, и она потеряла одну туфлю. Но она сумела упереться ногой в ножку кровати, потом попыталась зацепиться за нее другой ногой, обутой, но и вторая, растоптанная, туфелька тоже слетела с ноги. Татьяна пошатнулась и рухнула на койку, больно ударившись головой о железную спинку. Огненная вспышка в мозгу ослепила ее, она на секунду потеряла сознание, потом в глазах потемнело, но девушка пришла в себя. Она обнаружила, что Зотов давит на нее всей невыносимой тяжестью своего немытого тела, от которого запахло свиным навозом. Левой рукой он сдавил ей грудь, а правой стаскивал с нее трусики. Но они застряли, резинка больно впилась ей в поясницу, и Зотов кряхтел, пытаясь резинку разорвать.
