– Так ведь!.. – воскликнул Алексей, но, встретившись глазами со страшным взглядом Марии, запнулся.
– Что? – обернулся Юровский, который уже был вместе с поваренком у двери.
– Алексею не с кем играть! Он и так умирает от скуки! А теперь без товарища, – звонко заявила Анастасия. – Вы надолго его уводите-то?
– О, совсем ненадолго, – успокоил ее Юровский. – Вот повидается с дядей и вернется. Уже завтра и вернется. Так что не умирайте! Даже от скуки. Доживете до завтра, Алексей Николаевич? – спросил он у Алексея, смотревшего на него огромными горящими глазами.
– Я-то доживу, – с вызовом ответил Алексей. – Главное, чтобы вы дожили!
Юровский хотел было ему ответить, но махнул рукой и вышел.
В коридоре коменданту встретился красноармеец, который нес лукошко, полное белоснежных куриных яиц.
– Вот, товарищ комендант. Из монастыря. Несу арестантам.
– Погоди, сынок, – остановил его Юровский. – Монашкам что сказал?
– Как вы велели: больше носить не надо.
– Правильно. Яйца отнеси в караульную.
– А не Романовым?
– Я же сказал тебе ясно, – ласково произнес Юровский. – В караульную.
Некоторое время никто из Романовых не мог произнести ни слова. Молчали и слуги. Только доктор Боткин медленно перекрестился на икону Богородицы и вздохнул.
– Иван Дмитриевич Седнев… – начал было Николай.
– Мы знаем, ваше величество, – тихо отозвался Боткин. – Мы всё знаем.
Николай обвел взглядом Боткина, повара Харитонова, Труппа, горничную Демидову. Все они были совершенно спокойны, будто ничего только что не произошло, а Анна Стефановна Демидова, встретившись взглядом с Николаем, даже слегка ободряюще ему улыбнулась. Значит, все они тоже знали, что дядя мальчика расстрелян в местной тюрьме еще в начале июня и никак не мог приехать сегодня на свидание с племянником. «Но Леня вернется завтра, – повторил Николай. – Клопов будут травить завтра. А еще может завтра или еще когда прийти «некий офицер». Как сие понимать? Вместо того придет, кто не пришел тогда? Когда обещал нас спасти, но не пришел? А другой придет? Надежда… Конечно! О, Господи, конечно, Юровский хотел что-то очень важное сказать или хотя бы намекнуть, но не решился: слишком много свидетелей. Завтра! Что же он обещает назавтра? Главное ясно – оно наступит!» – окончательно убедил себя Николай и почти успокоился.
Юровский ушел недовольным собой. Он намеренно выбирал такие слова, чтобы их можно было истолковать по-разному. И именно в том смысле, как их очень хотелось Романовым. «Жестоко, наверное, – размышлял комендант, ведя Леню Седнева за руку. – Хотя… пусть. Так им будет легче. А потом уже будет им все равно».
Пройдя в караульную, Юровский сказал своему помощнику Никулину:
– Ну, сынок!.. Сегодня вечером все решено.
Никулин помолчал, глядя на коменданта.
– А как? – наконец тихо спросил он.
– Да вот сейчас с тобой и подумаем, – вздохнул Юровский. – Отведи-ка парнишку к Попову
[187]
. Пусть поживет там до завтра. Скажи ребятам, чтоб покормили. Отправим его к родственникам.
– А дядя? – шепотом спросил Леня. – Вы же сказали, там меня дядя мой дожидается…
– А он, понимаешь, сынок, еще не пришел, – ответил комендант. – Обещал сегодня, да видно, придет завтра. Ничего, там тебе не будет скучно.
– А когда я вернусь к Алексею Николаевичу? – уже смелее спросил мальчик. – Тоже завтра? Он без меня будет скучать.
– Да-да, тоже завтра. Иди.
Появился Ермаков – шумный, физиономия красная, веселый, но была в его веселье какая-то истеричность. С ним начальник охраны Павел Медведев.
– Ага! Вот и все командеры здесь! – крикнул Ермаков с порога. – Что приуныли-то? Такое событие, такой театр ожидается!.. А у них рожи прокисли, как прошлогодний квас.
– Прекрати шуметь, Петр Захарович, – недовольно произнес Юровский. – Здесь не базарный балаган. – Он внимательно всмотрелся в лицо Ермакова и остался недоволен. – Ты случайно не выпил? А? Честно! Денатурат? Или самогон? Что пил?
– Да брось ты! – отмахнулся Ермаков. – Стопарь к обеду – разве считается? И вообще, вопросы твои, товарищ чекист, которые ты задаешь товарищу военному комиссару, совершенно не к месту. Для таких вопросов у меня есть свой командер – военный комиссар красного Урала товарищ Голощекин!
Юровский терпеливо дослушал его, решив не вступать в пустопорожние объяснения.
– Постановление принес? – спросил он.
– Какое еще?
– Постановление Уралисполкома. От Белобородова Александра Георгиевича. Ты там был?
– Нет. Белобородов сказал по телефону, что постановление будет готово к ночи. Поэтому я от Голощекина сразу сюда, – пояснил Ермаков.
– Задача ясна?
– А то как же! Яснее не бывает, – сказал Ермаков. – Филипп задачу поставил. Расход – и чтоб никаких следов!
– Правильно понимаешь задачу. Сам-то готов?
– А ты как думал? Мои люди уже на месте! – заявил Ермаков.
– Где это?
– Урочище Четырех Братьев. Знаешь? – но так как Юровский не ответил, то пояснил: – верст пятнадцать-двадцать на север.
– А не слишком ли близко от города?
– Нормально! – уверенно заявил Ермаков. – Место хорошее. Старые старательские шахты. Там мы их, голубчиков, и обратим в пыль и прах. Откуда пришли, туда и вернутся. Все как в Библии. Главный сжигатель будет на месте к двум ночи по новому времени. Нужно только литров двести бензина и пару-тройку бочек серной кислоты. А вот это я не знаю, где взять.
– Не много ли хочешь? – усмехнулся Юровский.
– Слушай, Яков! – недовольно заявил Ермаков. – Мне лично ничего не надо. Я ничего для себя лично – не хочу. Так поджигальщик наш главный, Лютов, сказал. Ищи горючку.
Юровский снял трубку и велел соединить себя с Войковым.
– Тут имеется прием народного комиссара за снабжением, – услышал он прелестный женский голос, говоривший с сильным акцентом.
Услышав, кто звонит, секретарша подключила Войкова немедленно.
– Маловато просишь, товарищ Яков, – в раздумье произнес Войков. – Дам тебе еще двести керосина и бочку кислоты. Куда подогнать?
– Прямо сюда. К Ипатьеву.
После комендант позвонил Белобородову.
– Что там с постановлением? – спросил он.
– Готово постановление, – ответил Белобородов.
– А почему не дал Ермакову?
– Понимаешь… – замялся Белобородов. – Все-таки мы тут решили, что без центра никак нельзя. Надо хоть в известность поставить, хоть намекнуть. Филипп у нас парень смелый, бесстрашный революционер, но этого, боюсь, маловато. Пришьют еще контру потом… Или превышение.
