Она могла исчезнуть, не оставив после себя ничего, кроме написанных слов, и даже они пожелтеют со временем.
Теперь не только руки Греты толкали ее в бездну. Она сама стремилась упасть и исчезнуть в водах Сены, как однажды Ме-лисанда упала с высоты и нашла успокоительную смерть.
Но в тот момент, когда она приготовилась прыгнуть с крепостной стены, мужская рука схватила ее за бедра и ногу и поставила на твердую почву.
— Вы что, все с ума посходили? — гневно произнес знакомый голос.
София сидела, опустив голову на грудь.
Утренний туман почти развеялся, но слова казались ей такими приглушенными, будто он поглотил их.
Она слышала, что Теодор рассержен, и гнев его был направлен в первую очередь на Катерину. Но как он заставил ее все ему рассказать, она никогда не узнала.
Растрепанные волосы падали ей на лицо, тело пробирала мелкая дрожь, и только когда Катерина горько разрыдалась, она подняла голову.
— Оставь ее, Теодор! — сказала она, едва прошевелив бледными губами. Она не сердилась на потерявших голову женщин, которые стояли вокруг нее. У Греты по-прежнему был упрямый вид, а Розалинда и Аликс выглядели смущенно. Она чувствовала только тоску по вечной тишине.
Теодор подошел к ней, взял ее за руку и поднял.
— Она не должна была этого делать, — строго сказал он, глядя на рыдающую Катерину. Ее безумия, как и ненависти, и след простыл.
— Она была в отчаянии... и винила во всем меня, — пробормотала, запинаясь, София, видя, что эти слова не смягчили его. — Просто забудь, — добавила она, дрожа всем телом.
Собственный голос казался ей чужим. Ей было так холодно, будто она и правда побывала в ледяной воде. Она высвободилась из рук Теодора и подошла поближе к камину в надежде хотя бы немного согреться.
— Подождите! — воскликнул Теодор. — Я как раз вовремя проходил мимо, но шел я там не случайно. Я искал вас, потому что, хотя и не нуждаюсь в вас больше, хотел бы получить ваше одобрение. Вы ничего не сказали в прошлый раз, когда я посвятил вас в свои планы.
У Софии зуб на зуб не попадал. Она поняла, что, если постарается, вспомнит все былые обиды. Но теперь, после того как она заглянула смерти в лицо, у нее не осталось сил противоречить ему.
— Делай то, что считаешь нужным. Сам решай, как тебе поступать в этой жизни, — сказала она, и короткая вспышка радости в его глазах заставила ее на мгновение забыть обо всем.
Теперь, когда его руки расслабились, она заметила, что он все это время держал ее за руку. Он отпустил ее, подбежал к Катерине и заставил ее подняться. София, забыв про свой озноб, хотела только одного — оставить их одних и не слышать причитаний дочери, но, внимательно взглянув вокруг, заметила, что посмотреть на происходящее сбежался весь двор. Вокруг них стояли не только стражи и сердобольные женщины, но пришли и те, кто занимал при дворе высокие должности. Каждый надеялся, что ему первому удастся понять причину поднявшегося шума.
Грета нагнулась и быстро пробралась сквозь толпу. Розалин-да и Аликс уже куда-то исчезли. Бланш тоже, или это она стояла там, впереди, разговаривая с высоким мужчиной, одетым в черное?
У Софии перехватило дыхание, когда она узнала его. Все еще не до конца овладев вялыми конечностями, она ринулась к ним и успела услышать последние слова Бланш, обращенные к брату Герину, который, как и все, пришел посмотреть на суматоху.
— Конечно, это несправедливо, что Софию обвиняют в колдовстве! — сказала Бланш. — Но Катерина де Гуслин обвиняет мать не только в этом. Она рассказала, что София изменила мужу и зачала дочь не от семени доброго Бертрана и Катерина — внебрачный ребенок. И такой женщине позволено проводить время с нашей королевой и отравлять ее своей злобой?
1245 год
Женский монастырь, город Корбейль
Когда жуткий день стал клониться к вечеру, Роэзия подумала, что не смогла бы справиться со своими обязанностями без помощи сестры Иоланты. Роэзия была разумной, хладнокровной настоятельницей. Как могло случиться, что сейчас она едва могла дышать, не говоря о том, чтобы говорить, не видя рядом с собой успокаивающей сестры?
Поначалу она стеснялась своей слабости, а потом стала просто смотреть вокруг широко раскрытыми глазами, как ребенок, ожидая, что сестра Иоланта все решит за нее.
Сестре Иоланте не пришлось отдавать много приказов. В течение нескольких дней четыре монахини были найдены мертвыми, и теперь всех ожидала печальная, но давно известная процедура.
Сестра Брунизента, пономарь, должна была подробно рассказать, где и при каких обстоятельствах она обнаружила мертвую Элоизу. Затем Иоланта, Роэзия и медицинская сестра отправились на место преступления.
Роэзия опустила голову на грудь. Ее сковала невыносимая боль. С тех пор как она узнала, что тело Элоизы находилось там же, где и высохшее тело Софии, найденное несколько дней назад, а именно — в потайной комнате рядом с криптой, она не могла ничего сказать.
Вне сомнения, она была свидетельницей этого страшного преступления. Медицинская сестра уже подтвердила, что Элоиза была задушена, как и остальные женщины. Привыкшая изгонять из памяти все неприятное, Роэзия ничего не помнила. Однако следы на ее теле говорили о том, что она участвовала в борьбе, которая имела место, когда она старалась спасти Элоизу и сама, судя по всему, едва избежала смерти.
Тем временем ее правый глаз так разбух, что она видела все вокруг будто сквозь узкую щель. У нее болели все пальцы, будто она отчаянно пыталась схватить преступника и оттащить его назад.
О, почему у нее не получилалось побороть черноту, скрывающую прошлую ночь? Почему не удавалось извлечь из лабиринта памяти место, где хранилась вторая хроника Софии?
Поглощенная этими мыслями, она не заметила, что ей задают вопрос.
— Уважаемая мать, — спросила сестра Брунизента. — А что вы делали в крипте?
Роэзия удивлено посмотрела на нее. Она уже давно догадывалась, что сестра Иоланта сказала сестрам не всю правду. Они знали или, по крайней мере, догадывались, глядя на ее раны, что она присутствовала при ужасном событии. Но они не предполагали, что она искала здесь хронику и что она нашла ее.
Взгляд Роэзии оживился. Он пробежался по глубоким стенам, будто искал что-то, и наконец остановился на задумчивой сестре Иоланте. Хотя она и вела себя очень сдержанно, но судя по ее серьезному виду ждала от Роэзии объяснений.
Роэзия ничего не могла объяснить.
«Тот, кто убил Элоизу, — думала она, — украл и хронику или перепрятал ее».
Облегчение, которое она испытала при этой мысли, было странным, но до того успокаивающим, что впервые за весь день ее лицо расслабилось. Опухший глаз больше не болел, пальцы перестали ныть.
