Иоаннитский монах брат Герин, вскоре получивший сан епископа Сенли, в последние годы правления Филиппа II Августа вполне мог называться вице-королем. Он не только считался самым значительным и ближайшим советником короля, но и «архитектором» многих решений, которые привели к многочисленным успехам Филиппа, например к победоносной битве при Бувине и крестовым походам против катаров и альбигойцев на юге Франции.
Наконец, Бланш Кастильская — одна из выдающихся женских фигур средневековой Франции. Она не только изменила культурную жизнь при парижском дворе, но и помогла сохранить власть после ранней смерти своего супруга Людовика VIII как властная и умная правящая королева для своего несовершеннолетнего сына, впоследствии ставшего Людовиком IX или «Святым».
Многие детали, которые известны из жизнеописаний этих исторических персонажей, и другие, которые упоминаются вскользь, я использовала в моем романе. Что касается их характеров, то они, разумеется, являются плодом моего воображения.
Я точно передала хронологию исторических событий и достоверно отразила политическую ситуацию во Франции того времени.
Однако в пользу моего романа мне пришлось частично упростить события и втиснуть их в более узкие временные рамки: осуждение Амальрика Венского и Давида из Динана еретиками, преследование их учеников и, наконец, сожжение не только их трудов, но и других естественно-научных рукописей, в том числе Аристотеля, на самом деле было растянуто на много лет.
Дофин Луи и дофина Бланш действительно проявляли интерес к наукам и, вероятно, были знакомы с рукописями Амальрика Венского. Также достоверно известно, что в первое десятилетие XIII века произошел конфликт между партией короля и его сына, и при этом Луи обвиняли в склонности к ереси. Однако то, что между этой — скорее, очень вялотекущей — борьбой за власть и повторным сближением Филиппа с Папой Римским была связь, — вымышленная мною сюжетная линия.
Духовные течения в парижских монастырских школах, а позднее и в университете, нашли отражение в этом романе, но, конечно, не в полной мере и упрощенно. Тут я хотела бы подчеркнуть, что на рубеже XII—XIII веков возник большой интерес к Аристотелю (хотя до этого в христианской теологии важнейшим философом считался Платон), однако к этому интересу церковнослужители относились с большим скепсисом. Только Альберту Великому (1193—1280) и Фоме Аквинскому (1224—1274) удалось помочь философии Аристотеля «прорваться» в христианскую теологию.
Другой важной чертой тогдашней философии было то, что называют «средневековым гуманизмом». Некоторые люди стали делать заявления, которые звучали современно и были свободны от предрассудков. Например, что касается оценки нехристианских религий, прежде всего иудаизма, положения женщины, свободы и достоинства каждого отдельного человека.
То, что Теодор стал именно францисканцем (первые минориты действительно пришли в Париж около 1218 года), соответствует важному развитию ученой жизни в XIII веке.
В то время быстро росло число нищенствующих орденов и орденов проповедников (к которым принадлежал и Фома Аквинский, вступивший в орден доминиканцев). Они стали играть руководящую роль в духовной и университетской жизни.
Основание Парижского университета я представила очень упрощенно. Очень сложно определить, в каком именно году это произошло. Некоторые историки считают, что уже с началом растущей централизации монастырских школ стали появляться университетские структуры, другие говорят о решающем 1215 годе, который ныне считается датой основания университета. Тогда Роберт де Курсон составил знаменитую привилегию, после которой началось развитие университета. Независимо от этого, описания университетской и студенческой жизни соответствуют историческим фактам.
При описании повседневной жизни в средневековом Париже я основывалась на многочисленных источниках и картинах того времени. При этом некоторые моменты звучат очень современно: например, сожаление о том, что парижские женщины больше не желают готовить и предпочитают покупать готовые жареные курочки с хрустящей корочкой, я хотя и вложила в уста вымышленного магистра Жана-Альберта, но оно отвечает — как и многие другие мысли — цитатам того времени. Названия улиц и площадей, упоминающихся в романе, соответствуют плану Парижа того времени.
На современные источники ориентируется и описание религиозного менталитета, монастырской жизни и, прежде всего, медицинских знаний Софии, а также ее методов лечения.
То, что подобными знаниями могла владеть женщина, я не придумала: век спустя, когда разразился спор, каксающийся того, кто имеет право называть себя врачом, и этим званием требовали наградить исключительно докторов с университетским образованием, перед судом выступила знаменитый парижский врач, которая подтвердила свои методы лечения высказываниями многих — излеченных ею — пациентов и таким образом опозорила лекарей с университетским образованием.
В общем и целом история Софии во многом очень современна и развивается больше в свете настоящего, нежели «мрачного» средневековья. Однако я старалась максимально приблизить декорации ее жизни и конфликты, в которых она была замешана, к тогдашней действительности и историческим событиям.
