На мгновение он раскаялся в своем поступке. Бледные щеки Элевайз едва заметно вспыхнули, и аббатиса извинилась. Не обращая внимания на ее смущение, рыцарь спросил:
— Почему вы не скажете мне, что случилось?
Она подняла на него глаза.
— Ничего особенного! Поверьте, меня волнуют всякие пустяки. В любом случае мне не следует перекладывать свои заботы на ваши плечи, ведь вы только что приехали!
— Ах… — только и сказал Жосс. Он ждал.
Через несколько мгновений аббатиса сказала:
— Это все сестра Калиста. Юная послушница.
— Ах… — повторил Жосс.
Элевайз вздохнула. Внутри нее боролись природная сдержанность и желание выговориться, чтобы облегчить душу. В конце концов, как Жосс и надеялся, стремление поговорить взяло верх.
— Да… — Еще один вздох. — Понимаете, внутренний голос подсказывает мне, что нужно отложить первый из ее постоянных обетов, но я не могу выдвинуть ни одного веского довода.
— А вы должны объяснять ваши решения? — спросил Жосс.
— Если принять во внимание мою должность — вероятно, нет. — Аббатиса слабо улыбнулась. — Но Калиста — чувствительная и умная девушка, и я знаю, что должна буду объяснить ей причину.
В маленькой комнате воцарилось молчание. Потом Жосс сказал:
— Аббатиса Элевайз, мы с вами делились тревогами и раньше, во благо нас самих и окружающих нас людей…
Он умолк в нерешительности. Следует ли ему продолжать, даже помня все то, что им пришлось пережить в прошлом?
Да. Жосс решил, что следует.
Он спокойно проговорил:
— Почему бы вам не рассказать мне о ней?
После минутного колебания Элевайз так и поступила.
* * *
Слушая аббатису, Жосс думал: «Она совершенно права, чего бы это ни стоило. Еще один год в качестве послушницы даст и девушке, и аббатисе столь необходимое им дополнительное время».
— …ну, вы понимаете, — говорила Элевайз. — А что касается ее странного поведения после убийства — что ж, это всего лишь последняя капля.
Поняв, что он упустил что-то, причем довольно важное, Жосс быстро переспросил:
— Убийства, аббатиса?
Она пробормотала что-то похожее на: «А теперь кто кого не слушает?» — и затем поведала Жоссу все те скудные сведения о смерти Хамма Робинсона, которыми владела сама.
— Я приношу сюда несчастье, — печально произнес Жосс, когда аббатиса закончила. — В прошлый раз я оказался здесь из-за кровавого преступления. Теперь я снова здесь, и, предвещая мое возвращение, опять произошло убийство.
— Людей убивают на протяжении веков, — возразила аббатиса. — Мне горько это признавать, но мы живем в жестокое время, сэр Жосс. Когда люди голодны, когда они действуют безрассудно и страшатся возмездия — все это слишком легко приводит к быстрым ударам, наносимым тяжелой рукой.
Ее слова отрезвили Жосса. Успокоенный тем, что он не превратился в жуткого спутника смерти, рыцарь кивнул.
— Но смерть Хамма Робинсона была необычной? — переспросил он. — Вы сказали, его убили дротиком?
— Да, — признала аббатиса. — Дротиком с кремнёвым наконечником. Если верить нашему другу шерифу, это наводит на мысль о людях из леса. Но, как я уже вам сказала, раз они покинули эти края, шериф отбросил любую, даже самую слабую надежду найти и наказать их.
— Может быть, какая-то дьявольская натура специально выставила дело так, словно вина лежит на обитателях леса? — предположил Жосс.
— Именно так я и подумала, — ответила аббатиса.
— Хм…
Собираясь с мыслями, Жосс нахмурился. Такое представление о Лесном народе, как назвала его аббатиса, было для него новым. Как и любой другой, он, конечно, много раз слышал старые легенды, но чтобы герои древних сказаний обрели плоть и кровь и погубили человека — пожалуй, это выглядело несколько неправдоподобно.
— Аббатиса, насчет этого Лесного люда, который…
— Сэр Жосс, нет никакого смысла продолжать! — перебила она. — Мы должны последовать примеру шерифа и признать, что расследование закончено.
— Хм, — снова отозвался он. Затем, словно вспомнив что-то, продолжил: — Аббатиса, вы говорили, что после убийства этого самого Хамма Робинсона ваша юная послушница начала вести себя… — как вы выразились? — начала вести себя странно. Но разве вы можете забыть об этом преступлении, если оно так сильно повлияло на вашу монахиню?
— Не эта смерть заставила ее вести себя странно, — решительно возразила аббатиса. — Я должна пояснить свои слова. О том же, что она как-то причастна к этому делу, не может быть и речи.
— Ах…
«Интересно, — размышлял Жосс, — отрицали бы вы это так настойчиво, если бы на деле не опасались обратного?»
— Конечно, непричастна, — продолжала Элевайз. — Просто вышло так, что… Ох, когда я пытаюсь облечь это в слова, получается так глупо и неубедительно!
— Тем не менее прошу вас, аббатиса.
— Хорошо. Видите ли, сэр Жосс, за две ночи до того как Хамм Робинсон был убит, я услышала, что сестра Калиста встала с постели. Я подумала, что она ходит во сне: определенно она не заметила, что я иду следом за ней.
— Понятно. И что она сделала?
— Она подошла к двери, тихо открыла ее и встала на самую верхнюю ступеньку снаружи.
— Вполне невинно, — ответил Жосс. — Возможно, ей просто захотелось подышать свежим воздухом.
— Во сне? — в голосе аббатисы, отчетливо прозвучали иронические нотки. — Но это еще не все. Стоя там, прямая, как тростинка, она всматривалась куда-то вдаль, поверх стены.
— Поверх стены, — повторил Жосс.
— Да. Ее глаза были широко открыты, и она тихо, почти шепотом бормотала какие-то странные слова… Это не походило ни на что слышанное мною ранее. Какое-то мурлыканье… Даже словно бы пение… — Аббатиса слегка вздрогнула от нахлынувших воспоминаний.
Жосс, вспомнив план аббатства, попытался представить себе эту картину.
— Верхняя ступенька лестницы, ведущей в спальню… Вы сказали, она смотрела поверх стены?
Аббатиса кивнула.
Рыцарь вздохнул. Он начинал понимать беспокойство Элевайз.
— Значит, аббатиса, — заговорил он мрачно, — ваша юная сестра Калиста, желая того или нет, вглядывалась в лес.
В глазах Элевайз появилась тревога.
— Именно так, — ответила она.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Снова видя перед собой Жосса, Элевайз почувствовала себя намного спокойнее. И не только потому, что он посоветовал ей, как поступить с Калистой, — скорее, для нее было подлинным наслаждением откровенно поговорить с человеком, наделенным таким глубоким здравым смыслом.