Инспектор медленно положил ногу на ногу — правую на левое колено, а руку с трубкой — на бедро.
— Бутылку абсента, — сказал он.
— Полную? Пустую?
Он несколько секунд смотрел на меня молча. Потом сказал:
— Бутылка была почти пустая.
— Выяснили, где они ее взяли?
— Господин Форсайт купил. Тут, в соседнем магазинчике. Перед тем как зарегистрироваться в отеле. — После столь бурного потока слов он снова сунул трубку в рот и опять задымил.
— Тут были бокалы, из которых они пили? — спросил я.
— Два. Один пустой, другой наполовину полный.
— У фон Штубен губы были накрашены? — спросил я.
Он два раза пыхнул трубкой, наблюдая за мной, затем снова вынул ее изо рта и положил руку на бедро.
— Полупустой бокал был в помаде мадемуазель фон Штубен.
— А наркотиков здесь случайно не находили?
Инспектор посмотрел на трубку, потом на меня.
— Мы обнаружить в кармане мсье Форсайта серебряный… — Он задумался, подбирая слово поточнее, — …серебряную коробочку для кокаин. В форме черепа, но плоскую. А в этой коробочке — маленький серебряный соломка.
— Отпечатки пальцев в номере снимали?
— Не я, — ответил он, — эксперты.
— Установили, кому принадлежат отпечатки?
Он сунул трубку обратно в рот и кивнул.
— Горничным и служащим отеля? — сказал я.
Он кивнул.
— И ни один отпечаток, — заметил я, — не принадлежал Сибил Нортон?
Несколько секунд инспектор сидел неподвижно. Потом сказал:
— Non. — Снова вынул трубку и улыбнулся закрытым ртом. — Вы беседовали с мадам Нортон.
— Да. Послушайте, инспектор, где бы вы сейчас находились, если взять ваш обычный день?
Он слегка поднял брови.
— Pardon?
— В это время, в любой день, где бы вы были? Чем занимались?
Он задумчиво попыхтел трубкой. И через несколько секунд ответил:
— Ел. Возможно, бутерброд в пивной «Дофин» рядом с набережной д'Орсэ. А может, пил пиво.
— Понимаю, вы вправе сердиться на нас за то, что мы оторвали вас от вашего бутерброда. Понимаю, вас могут раздражать мои вопросы по поводу вашего расследования. Уверен, вы добросовестно выполнили свою работу, не хуже любого другого полицейского.
Я набрал полную грудь воздуха.
— Но у меня тоже, работа. Мать Ричарда Форсайта живет не в Париже. И ничего не знает о департаменте парижской полиции, как и о вас. Она знает только, что ее сын умер. И хочет узнать, почему. Думаю, ее можно понять. Она наняла пинкертонов, поручила им заняться расследованием, и агентство отрядило меня сюда.
Я вздохнул еще раз.
— Я знаю, в тот день Сибил Нортон была здесь. Но есть много того, чего я не знаю, и вы — единственный человек, кто может меня просветить. И я был бы очень признателен, инспектор, если бы вы согласились мне помочь.
Во время моего короткого монолога он никак не реагировал. Просто сидел и пыхтел трубкой. Когда я закончил, он пыхнул еще раз, вытащил трубку изо рта и снова положил руку с нею на бедро. И еще раз улыбнулся, не разжимая губ.
— Мне очень понравилось, — сказал он, — ваше… — Он повернулся к Ледоку и произнес французское слово.
— Обращение, — подсказал тот.
— …обращение к моему сердцу с этой историей про мамашу.
Я улыбнулся.
— Я пытался возместить вам отсутствие бутерброда.
— И пива, — добавил он.
— Я куплю вам пиво. И бутерброд впридачу.
Еще одна слабая улыбка. Он снова вложил трубку в рот, затянулся разок-другой, затем вынул трубку и положил руку на бедро.
— Вы должны понять, я всего лишь инспектор. Маленькая рыбка. Там, надо мной, плавает много других, покрупнее. Одному подавай то, другому это. И я должен следить, чтобы все были довольны, так? Возможно, есть вопросы, на которые я не мочь вам ответить. Понимаете?
— Да.
Он кивнул.
— Но я попробовать.
— Спасибо, — сказал я. — Но я все равно куплю вам бутерброд с пивом.
Он небрежно отмахнулся.
— Нет-нет. Спасибо, не надо. Когда мы закончим, я на час пойду домой. Моя жена приготовить coq au vin
[54]
у меня уже слюнки текут.
— Она берет красное вино? — спросил Ледок.
— Нет, — ответил инспектор, поглядывая на него. — Она берет белое. Рислинг.
— А! А как насчет lardon? — Он повернулся ко мне. — Ломтиков сала, — пояснил он.
— Спасибо, — сказал я. Поскольку ради меня они оба говорили по-английски, было невежливо их прерывать.
— Нет, — сказал инспектор. — Она обжаривает курица на сало, затем убирает его со сковорода. Добавлять морковь, лук-шалот и немного чеснок. Разумеется, все мелко нарезанное.
— Да, разумеется, — согласился Ледок.
— Все это румянит, снова кладет курицу на сковородку и добавляет равное количество рислинг и крепкий куриный бульон.
— А, понятно. Бульон. А специи еще добавляет?
— После того как она делать соус гуще с помощью куриного желтка, смешанного с немного сливки, она добавлять лимонный сок и немного сливового бренди.
— Сливовое бренди. Очень интересно. — Ледок задумчиво кивнул. — Спасибо.
— Пожалуйста, — сказал инспектор.
Сунул трубку в рот и повернулся ко мне.
— Вы упоминать о Сибил Нортон, — сказал он, не вынимая изо рта трубки. Слова вырывались вместе с маленькими облачками дыма.
— Да, — подтвердил я.
— Она рассказать, что пришла к номеру господин Форсайт в три часа. И слышать выстрел. Она решить, что господин Форсайт застрелился, так она сказала. Она ушла. Но потом передумать и позвонить другу, который… давайте скажем, важный персона. Он звонить мне. — Инспектор снова улыбнулся. — Я очень славиться умением держать язык за зубами, а?
Я кивнул.
— Я взять с собой несколько офицеров и приезжать сюда. Она ждать внизу. Мы все подниматься в лифте. Дверь заперта. Мы ее взломать. Там… — он снова показал трубкой — находиться господин Форсайт и Сабина фон Штубен, оба мертвые. Госпожа Нортон сообщить мне некоторая информация про обоих. Я задавать несколько вопросов. Потом поблагодарить ее и сказать, что она может идти.
Инспектор снова пожал плечами.
— Все остальное я уже рассказать.
— Сибил Нортон заходила в другие помещения?
