— Что ж, — сказал он, — я вас не знаю, но я гражданин. Честный гражданин. Афиняне, я не должен здесь находиться. Молю, помогите мне.
— За что он здесь? — спросил я. Неужели беднягу ожидала смертная казнь? Конечно, нет — в последнее время, кажется, не было ни одного дела, по которому вынесли бы смертный приговор.
— Он сидит за неуплату штрафа, — ответил тюремщик. — Вот так. Зато теперь у него есть возможность хорошенько поразмыслить.
— Очень мило сказать «плати штраф», — проворчал бедняга. — Только чем? Разве человек, у которого нет денег, может заплатить штраф?
Феофраст вытащил несколько оболов и подал их горемыке, после чего мы вернулись в приемную, которая теперь казалась неплохо освещенной.
— Пусть радуется, что он афинянин, — заметил тюремщик. — В других государствах упрямца подвергли бы пытке, чтоб живее раскошеливался.
— Вы применяете здесь пытку, не так ли? — спросил я. — К рабам, дающим показания, и чужеземцам, не имеющим покровителей?
— Совершенно верно, — бодро ответил наш собеседник. — Пытка применяется, чтобы получить показания или добиться признания. Обычно пытают судебные исполнители, палач, наш «публичный человек», или скифские лучники, которые поддерживают порядок в городе. Они делают все, что нужно. Разрешение дают Одиннадцать. Я, в основном, наблюдаю.
— А что именно вы с ними делаете? — спросил я с заслуживающим всяческого презрения любопытством. Вот чем я точно никогда не стал бы интересоваться в присутствии Феодора.
— Ну, — ответил владыка этой обители страданий, — по-разному бывает. С ценным рабом чаще всего нужно обращаться очень аккуратно, может, пару раз ударить или пощекотать ножом, чтобы не испортить навсегда. Хотя клеймо или раскаленные клещи, конечно, оставляют шрамы. Видите ли, — задумчиво добавил он, — существуют два основных вида пытки: легкая, при которой повреждаются кожа и плоть, например, порка, небольшие порезы, ожоги и так далее. И более серьезная и основанная на научных данных, когда деформируются суставы и уродуется все тело. Воздействие на суставы наиболее эффективно при допросах. Человека растягивают на неком подобии лестницы, только горизонтальной.
— Механический допрос, — вставил Феофраст.
— Да, а еще, как вы знаете, у нас есть колесо. Человека привязывают к ободу и, по мере того, как оно вращается, все туже и туже стягивают веревки. Внезапная судорога сводит конечности, суставы трескаются. При каждом вращении жертву можно медленно прокручивать вдоль досок, усеянных острыми гвоздями, которые впиваются в тело. Очень болезненно и устрашающе. Сходного эффекта можно достичь более простым способом, с помощью обыкновенного крюка и веревки. Человека связывают за большие пальцы, запястья или локти, а потом резко вздергивают. Некоторое время он болтается в воздухе, затем его снова опускают. Веревка продевается через крюк в стене или потолке, а еще лучше — через барабан.
— Ах. Еще одно упражнение, обязанное своим появлением механике, — заметил Феофраст. — И театру. Бог из машины.
— Такие рывки причиняют невыносимую боль костям и суставам, даже деформируют конечности. А как глупо выглядит человек, который внезапно оказывается в воздухе, болтая гениталиями. Не обходится без воплей — еще бы, жалкие людишки. Такие «потанцуют в воздухе», как мы это называем, и образумятся. Расскажут все, что хочешь.
— Полагаю, — задумчиво проговорил Феофраст, — в военных условиях применяются еще более изощренные и жестокие пытки. Говорят, мы немало переняли от персов. Теперь людей грозят похоронить заживо, а иногда выполняют угрозу.
— К счастью, — ответил комендант, — мне ничего не известно о чужеземных способах. А еще закон запрещает применять пытку к афинским гражданам, но позволяет их казнить.
— Это так, — кивнул Феофраст, — и некоторым образом это касается цели моего визита. Мне, скажем так, поручили узнать, есть ли у вас тут яд или его составные части. Или вообще ничего? В высокопоставленных кругах Афин беспокоятся о возможности распространения яда в городе.
Тюремщик побледнел от ужаса.
— У нас ничего не пропадало, даю слово! — заверил он. — Разумеется, мы знаем о деле мачехи, но к нам оно не имеет никакого отношения. Это солидная тюрьма. Хотите, я покажу вам наши запасы яда, если вы оба готовы засвидетельствовать, что я сделал это, желая снять с себя подозрения и ответить на ваши вопросы. Мой помощник стар, опытен и надежен. Он пойдет с нами.
На зов тюремщика в комнату быстро пришел пожилой раб, не дерзкий стражник, а невзрачного вида «публичный человек» с короткими седыми волосами. Услышав нашу просьбу, он заметно сник и неохотно повел нас во внутреннее помещение. Там была небольшая комнатка, а в ней — шкаф.
— Будьте осторожны, — предупредил раб. — Он тщательно закрыт, но воздух в комнате все равно отравлен. Когда я достану яд, вы сразу почувствуете запах. Если подойдете слишком близко, заработаете жуткую головную боль. У меня всегда так. Вы уверены, что желаете взглянуть?
— Да, — ответил Феофраст.
— Давай, — сказал начальник тюрьмы.
Повинуясь приказу своего господина, раб открыл — почти распахнул — дверцу.
— Здесь смерть, это точно, — заметил он. — Или только ее вспомогательные средства.
Он вытащил из шкафа глиняный сундучок и открыл его, отвернувшись. Мы подошли поближе и осторожно заглянули внутрь.
— Достань их! — приказал тюремщик.
Раб повиновался, отвернувшись еще сильнее, и вынул несколько невзрачных корнеплодов, листья которых были покрыты пурпурными пятнами. Больше всего они напоминали шишковатую редиску. Комнату наполнил резкий запах: так пахнет моча или дом, кишащий мышами. Казалось, воздух стал гуще. Я закашлялся и едва сдержал подкатившую к горлу тошноту.
— Хватает за нос и глотку, да? — произнес раб, убирая корни обратно в сундучок. — Думаю, мне будет плохо весь день. А как безобидно выглядит, правда? Обыкновенный овощ, да и только. Но, конечно, мы крайне редко даем осужденным сырой конейон. Обычно готовим специальный раствор. Видите, вот ступка и пестик. А вот горшки и чашки.
На одной из полок стояла массивная каменная чаша и большой пестик.
— Знаменитый пестик! — воскликнул я.
— Да, этот пестик на самом деле существует, и вот он перед вами!
— А сколько с ним связано грубых шуток о смертном приговоре, — заметил Феофраст. — Помните, в пьесе Аристофана Дионису предлагают «славно утрамбованный» путь в подземное царство.
Средняя полка этой смертоносной кладовой, словно буфет запасливой хозяйки, была сплошь уставлена аккуратными горшочками. А еще там лежал маленький поднос с отверстиями, в каждом из которых было по глиняной чашечке.
— В общем-то, вот все, что нам нужно, и еще вода, — сказал помощник. — Из этих чашечек мы угощаем наших гостей. Я так хорошо смешиваю яд, что ни один не попросил добавки. Все отравленные чашки хранятся здесь, на этом специальном подносе, чтобы кто-нибудь ненароком из них не попил. Ничего не пропало. Я работаю здесь и знаю. Хотя цикутой пользуются нечасто, мы довольно регулярно получаем свежий запас и сжигаем старый, я имею в виду, само растение. А сейчас у нас даже есть немного раствора, в кувшине. С добавлением трав.
