Он повернулся в профиль. Я подтвердил, что вижу. К счастью, Потифаров не стал вдаваться в мои впечатления, а продолжил с жаром:
— Неоднократно я совершал экспедиции в Петербург и провел некоторое время в императорских музеях. Там есть один маленький саркофажек с разрисованным лицом. Ну так вот, лицо — совершенно мое. Я даже испугался, когда увидел! Всякий бы испугался, если бы ему воочию предстало столь наглядное доказательство теории, доселе чисто умозрительной. Ради эксперимента я даже лег на пол, строго параллельно саркофагу, и руки сложил, вот эдак. — Потифаров скрестил руки на груди. — Хотел проверить свои чувства. Тут уже бежит ко мне служитель: «Что это, — кричит, — любезный, вы разлеглись? Вам тут не спальня какая-нибудь, но императорский музей, древнеегипетский раздел, и гимназисты ходят для общего образования, а вы неприлично себя ведете». Я говорю: «Да ты приглядись, приглядись хорошенько, неразумный ты цербер: ничего разве не замечаешь?» А он гнет свое: «Прекратите чинить беспорядки и уходите!» Я не стал ему ничего больше объяснять. Просто вручил камеру и попросил сделать снимок. «И сразу же после этого я уйду», — обещал я. Он по моему виду, наверное, понял, что лучше мне уступить… Да погодите, я покажу вам карточку!
С этими словами Потифаров выбежал в соседнюю комнату и скоро вернулся с большим, помещенным в рамку снимком. Там действительно имелось изображение египетского саркофага, честь по чести, с подрисованными глазами и выпуклыми губами, а рядом, вытаращившись, находился Потифаров.
— Сходство неоспоримое, поражающее! — говорил Потифаров, заглядывая мне через плечо и пытаясь понять выражение моего лица. — После этого я окончательно убедился, в чем мое предназначение, и начал изготавливать гробы по египетскому образцу. Резные, с росписями. По бокам — эдак лилии и утки в заводях, либо что-то иное, что было любо покойнику при жизни и составляло, так сказать, его духовное окружение. А на крышке гроба — портрет. Собственно, начал-то я с гроба для Тамары Игоревны, поскольку всегда чрезвычайно уважал ее. А она прогневалась и ушла из дома. Покинула меня, так сказать.
— Ясно, — вставил я.
— Расстались мы по принципиальному поводу, без всякого блуда и иной извинительной причины, — вздохнул Потифаров. — Поэтому брак наш не может быть расторгнут. Впрочем, я этого и не желаю. Тамара Игоревна, очевидно, тоже. Намерений жениться вторично у меня нет… Гроб для Тамары Игоревны, кстати, закончен. Ну так желаете ли посмотреть?
Тут в комнату вбежала рыжая охотничья собака и замахала хвостом. Она приветливо ткнулась мордой мне в ладонь, а затем уселась рядом с Потифаровым, имея чрезвычайно довольный вид.
— Знакомьтесь, это — Буранка, — представил ее Потифаров. — Она тоже запечатлена в вечность, так сказать. С одним зайцем в зубах. Зайца, положим, давно уже съели, но он не имеет самостоятельного значения.
— В каком смысле — «запечатлена в вечность»? — не понял я.
— Я вырезал ее на моем гробе, — ответил Потифаров, лаская собаку. — Это наименьшее, что я мог для нее сделать, потому что собаки ведь лишены бессмертной души, в отличие от людей. Лично я не верю в перевоплощение душ. Абсолютная глупость! Собака — она собака и есть, верный друг человека, а не перевоплощение какого-нибудь волостного, положим, писаря. Да и с учением церкви не согласуется… А что вы думаете о монастырях?
* * *
День получился у меня насыщенным, так что, вернувшись домой, я изъявил желание принять ванну, а одежду, в которой наносил визиты супругам Потифаровым, оставил для стирки. Витольд посетил меня поздно вечером, когда я в халате допивал какао с печеньем и просматривал дядину переписку с неким Захарией Беляковым, путешествующим по пустынным областям какой-то отдаленной планеты, которую он называл то по-русски запросто «Дыра», то на ученый латинский манер «Ультима Тула».
— Распоряжений нет, Трофим Васильевич?
— Нет.
Витольд помедлил, прежде чем удалиться.
— Что? — отрывисто бросил я. — Говорите, что хотите, только побыстрей. У меня тут книжка интересная.
— Кто вам больше понравился, Вязигина или Потифаров? — прямо спросил он.
— Ну ничего себе! А вам-то что за дело?
— Любопытно.
Но по его равнодушному лицу я понимал, что вовсе ему не любопытно и что спрашивает он с каким-то глубинным умыслом. Я уже научился улавливать в мутных, скрытых за стеклами очков глазах Витольда беспокойство и разные другие чувства.
— Потифаров ведь сумасшедший? — полувопросительно произнес я.
— Отчасти, — подтвердил Витольд. — Род безобидного провинциального помешательства, если угодно. От малого количества внешних впечатлений люди с бедным внутренним миром начинают искать себе занятия… и если не увлекаются пьянством и бильярдом, то пускаются в научные изыскания. Когда у них хватает здравого смысла, они обращают свой интерес на предметы реальные, существующие, а когда здравого смысла недостает, то все это обретает вид подчас совершенно фантастический.
Он помолчал и прибавил:
— Или нарождаются такие, как Серега Мурин.
— Он ведь умственно отсталый, этот ваш Мурин?
— Просто заика, — повторил Витольд свой первоначальный ответ на тот же вопрос.
— Вам его жаль, Витольд?
— Жаль? — Витольд пожал плечами. — У Мурина есть крыша над головой, тарелка горячих щей на обед и работа, дающая ему самоуважение. По-вашему, все это должно вызывать у меня жалость?
— Ваша логика просто железная, Безценный, — сказал я.
— Разумеется, — заявил Витольд. — Если уж на то пошло, Потифаров достоин нашей жалости куда больше.
— Потифарова жалеть не хочется, — заметил я.
— Это потому, что он со своим Древним Египтом — полный болван, — сказал Витольд. — Он показывал вам гробы?
— Да.
— Ну и как?
— Довольно искусная работа.
— Я у него заказал, — сообщил внезапно Витольд.
Я удивился:
— Вы?
— А что такого? — в свою очередь пожал плечами Витольд. — По-вашему, я бессмертен? Рано или поздно гроб мне понадобится.
— По-моему, вы непоследовательны, — сказал я.
— Почему? — Витольд блеснул очками.
— Да потому, что сами только что аттестовали Потифарова как полного болвана с его Древним Египтом…
— Каким образом глупость Потифарова отменяет факт моей смертности? Гробы у него красивые, добротные… В таком и полежать не срамно.
Я молча смотрел на Витольда. Теперь я окончательно был сбит с толку.
— И вам, кстати, советую, — прибавил Витольд. — Изъявите желание. Сообщите ему свои размеры и «духовное окружение», чтобы мог начать работу над проектом. Это привлечет его на вашу сторону.
— А для чего мне привлекать кого-то на свою сторону? — поинтересовался я, изрядно заинтригованный. — Кажется, я ни с кем еще здесь не враждую.
