– Ну и?
– Меня пригласили вести новостные программы на
федеральном канале! Сказали, что им нужен ведущий с интеллигентным лицом,
красивым голосом, меня попробовали вчера, а сегодня утвердили, можешь себе
представить? Я так удивился, говорю, что я вроде бы староват для них, а они
говорят, что им именно такой нужен… харизматичный и внушающий доверие, мол, у
них не молодежный канал, короче, с октября выхожу в эфир… У тебя теперь будет
муж с медийным лицом… Марго, ты не рада?
– Что ты, конечно, рада, но не тому, что ты станешь
медийной мордой, а тому, что ты так рад. А с радио уйдешь?
– До середины сентября еще поработаю, а потом придется
уйти.
– Значит, начиная с октября с тобой уже нельзя будет
просто сходить в ресторан или в театр, все будут на тебя пялиться?
– До октября еще много времени, а пока… Давай завтра
вечером сходим куда-нибудь, пока я не засветился на экране.
– Давай, – улыбнулась Марго. Ей вдруг стало
страшно. Казалось, что-то должно случиться, что-то плохое…
– А где Нуцико, я ее почти не вижу, – сообразил
вдруг Даниил Аркадьич. – Неужто все время пасет Бешбармака?
А ведь верно, подумала Марго.
– Я в душ, есть пока не хочу! – сообщил Даниил
Аркадьич.
– Хорошо, – кивнула Марго и пошла к Нуцико.
Постучалась.
– Войдите!
– Нуца, ты что, затворницей стала? Даже не куришь на
лавочке…
– Маргоша, детка, мне необходимо с тобой поговорить.
У Марго упало сердце.
– Что-то случилось? Ты заболела?
– Нет. Знаешь, пойдем-ка в беседку.
– Нуца, не пугай меня.
– Да нет, пугаться нечего.
Они пошли в беседку, сели, Нуцико закурила.
– Марго, есть две темы…
– Плохая и хорошая? Начни с хорошей.
– Да я не знаю, хорошая она или нет… В твое отсутствие
ко мне приезжал Юрий Валентинович.
– Кто? – не поверила своим ушам Марго. Она как-то
сумела забыть о господине Вольнике.
– Ураган, помнишь его?
– Да, но зачем он к тебе-то приезжал?
– Хотел, чтобы я передала тебе его слова…
– Какие слова?
– Позволь, я расскажу по порядку?
– Ну давай.
– Я как раз вернулась с прогулки, а тут мотоцикл
подъезжает. Смотрю, Ураган…
– Ураган на мотоцикле? – улыбнулась Марго.
– Он соскакивает со своего железного коня и говорит: –
уважаемая Нуцико, я приехал к вам, надо поговорить.
– О чем нам с вами говорить, уважаемый Юрий?
– О вашей племяннице. Я ее люблю.
– А мне-то вы зачем это сообщаете? Скажите ей.
– Так она ж сбежала. Я ей сообщил, что буду тридцатого,
а она двадцать девятого удрала.
– Молодой человек, никуда Марго не удирала. Она уехала
отдыхать вместе с мужем, поездка была запланирована, и к тому же Марго не из
тех, кто удирает от кого бы то ни было.
– Ну да, вы все думаете, что она невесть какая крутая,
сильная, а она… Я когда ее увидал, сразу просек, что она… Я даже стишок один
вспомнил, не знаю уж чей… «Нежнее, чем польская панна, и, значит, нежнее
всего».
– Это стихи Бальмонта, молодой человек. Был такой поэт
Константин Бальмонт.
– Да? Запомню. Так вот, уважаемая Нуцико, прошу вас,
передайте вашей племяннице, что на меня ее крутезь впечатления не производит и
я ее все равно добьюсь. Я практически всегда всего добиваюсь. Вот так,
уважаемая Нуца.
– А вы не думаете о том, что у Марго есть муж, дочка…
– Ну, дочка-то не от этого мужа.
– Марго любит своего мужа. Я допускаю даже, что между
вами что-то было…
– Не в том дело. Вы, главное, передайте, что если у
нее, не дай бог, что-то случится, она всегда может на меня рассчитывать, где бы
я ни был, ей достаточно набрать мой телефон.
– С этими словами, детка, он поцеловал мне руку и
унесся на своем мотоцикле. А у меня осталось ощущение, что я побывала в центре
урагана.
– Что ж ты молчала до сих пор?
– А я не была уверена, что тебе следует об этом знать.
– Тогда зачем сказала?
– Пришла к выводу, что лучше сказать. Я не имею права
утаивать это от тебя. Ну, с этим все, думать будешь сама. А теперь
главное… – Нуцико глубоко затянулась, – ты вот просила меня почитать
дневники…
– Ох, совсем из головы вон… Странно, я все время
забываю об этих злосчастных дневниках. И что ты скажешь?
– Марго, детка моя, по-моему, их надо просто сжечь, не
читая…
– Господи помилуй, что там такое?
– Там все неприглядные стороны Сашиного существа. И это
никому не нужно знать. Либо кто-то, а кроме тебя некому, должен вымарать все
личное, но где гарантия, что биограф, в руки которого попадут дневники, с
помощью современной техники не прочтет вымаранное и не захочет как-то не во
благо использовать прочитанное?
– Нуца, но что же там такое? – испуганно спросила
Марго.
– Там… Там мелкий, слабый, чудовищно эгоцентричный и
эгоистичный человек, сломленный системой. Да, он ее жертва, у него ореол
мученика, вот пусть и останется в истории с этим ореолом…
– Господи, Нуца… Но все-таки что же там такое?
– Я прочла немного, но оттуда я узнала, что… Словом,
как и почему ты рассталась с Димой…
Лицо Марго болезненно исказилось.
– И знаешь, что больше всего задело Сашу в этой
истории? Размеры мужских достоинств молодого человека. Марго, это надо сжечь!
Что-то в тоне Нуцико показалось подозрительным Марго.
– Нуца, ты что, его любила? Это он был твоей
недоступной любовью?
– Какое это теперь имеет значение? – вдруг хрипло
спросила Нуцико.
– А он? Он любил тебя?
– Марго, разве Саша умел любить? Он был гениальным
композитором, и довольно.
– А мама? Она об этом знала?
– Нет, я надеюсь, что нет.
– У вас с ним был роман?
– Нет… Хотя как посмотреть… Он многие годы клялся мне в
любви. Между нами никогда ничего не было, я имею в виду постель… Но стоило мне
сделать хоть один шаг в сторону… Думаешь, почему я не вышла замуж? Саша просто
сходил с ума… А зачем я уехала тогда на три года во Францию? Я не хотела, не
считала себя вправе жить в его доме, в доме покойной Этери… Но я чуть не
загнулась там от тоски по всем вам. Да и старые мы уже были, отгорело, отболело
все… У Саши были совсем другие чувства и обстоятельства, его не надо было
жалеть уже…
