– Он сломал тебе жизнь, Нуца!
– Разве только мне? И потом, если человек дает сломать
себе жизнь, значит, он этого заслуживает… Ты вот тоже позволила ему…
– Но моя жизнь не сломана…
– Ты в этом абсолютно убеждена? Зачем же ты носишь
Димино кольцо? И выходит, самым умным оказался твой Ураган…
– Нуца, я люблю тебя, ты…
– Ты не сердишься на меня, не винишь в смерти мамы?
– Как я могу? Я любила отца беззаветно, но после той
истории многое поняла, поняла и то, что он без меня может пропасть. Ну и Дима…
Он тоже повел себя не лучшим образом. Видно, не судьба… – грустно
проговорила Марго. – А кольцо я ношу потому, что оно очень красивое. Моя
жизнь не сломана, она надломилась тогда, но я смогла… У меня свое дело, у меня
дочь, чудесная умная девочка, у меня муж, вы с Эличкой… Нет, моя жизнь не
сломана, а вот твоя…
– Я не люблю думать об этом, жалеть о чем-то… Поверь,
если бы я встретила человека, которого полюбила бы сильнее, чем Сашу, то нашла
бы в себе силы что-то изменить… Самое грустное в этой истории то, что с Сашей я
не спала, а тех, с кем спала, не любила…Но это все давно уже неактуально…
Марго обняла тетку, прижала ее голову к своей груди.
– Нуца, я… я даже не знаю, что сказать…
– А не нужно ничего говорить. Давай просто сожжем
дневники, пока до них не добралась Тошка или кто-то другой… Мало ли…
– Хорошо. Мы сожжем их.
– Но как? Как это осуществить физически?
– Я заберу из города вторую коробку, эту тоже положим в
багажник, увезем куда-нибудь подальше в лес… И сожжем.
– Нельзя в такую жару жечь что-то в лесу!
– Ты права. Ну я подумаю, как это сделать.
– А может быть, не сжигать все разом, а жечь
потихоньку, по одной тетрадке, а? Никто и внимания не обратит?
– Да, пожалуй…
– Вот и хорошо. Спасибо тебе.
– Хочешь, я прямо сейчас заберу у тебя эту коробку,
поставлю в багажник и… Я знаю, я утоплю ее. Она довольно тяжелая, я суну туда
еще камень и сброшу где-нибудь в реку.
– Да!
– Есть еще способ. Я возьму это на работу, там у меня
машинка для уничтожения бумаг…
– Да нет, – улыбнулась Нуцико, – лучше уж
утопить, как говорится, концы в воду.
– Прекрасно, завтра же и утоплю.
Тошка в окно увидела, как мама ставит в багажник знакомую
коробку. Интересно, куда она ее повезет? Неужто обратно на городскую квартиру?
С другой стороны, зачем таскать дневники в коробке с места на место? К тому же
из этой коробки я не прочла еще ни одной тетрадки… А любопытство все
разгоралось… Тошка улучила момент, когда мама ушла в дом, подбежала к машине,
открыла багажник. Коробка была вскрыта. Тошка сунула туда руку и вытащила
несколько тетрадей. С гулко бьющимся сердцем она бросилась к себе наверх. Но в
комнате сидела Тася.
– Что это у тебя? – спросила Тася.
– А, старые тетрадки, мне надо там кое-что посмотреть.
– Где ты их взяла?
– На чердаке.
– А что там такое у тебя?
– Ранние пробы пера. Неинтересно. Скажи лучше, твой не
звонил?
– Нет, только эсэмэску прислал. Показать?
– Чужие письма не читаю!
– Ты даешь!
Тошка сунула тетради в ящик стола и, когда Таська вышла,
заперла ящик. Завтра утром Таська поедет на урок музыки, и тогда можно будет
заглянуть в тетради.
«Не могу сейчас видеть Марго. Все кажется, она вот-вот
скажет: „Папа, ты сломал мне жизнь!“ Я сперва даже раскаивался, что устроил ту
сцену, но, с другой стороны, зачем ей этот журналистишка? И он же бросил ее…
Мерзавец! Она еще слишком юна, чтобы жить с таким… Да, наверное, еще не вошла
во вкус, молоденькие редко что-то понимают в плотской любви, правда, аргументы
у него уж больно убедительные… тьфу, как подумаю, что он мою Марго… А она
хороша, ах как она хороша была, когда сидела, прикрывшись руками… Эти мысли
надо гнать от себя, это грех уже непростительный… И все-таки я слишком
импульсивен, нельзя было так… В конце концов, Марго уже совершеннолетняя…»
Тошка задумалась. Что же такое там произошло? По-видимому,
дед застал маму в постели с каким-то журналистом. Девочку затошнило. Она
перелистала тетрадь назад, но об этом случае ничего не говорилось. Там были
рассуждения о том, как странно, что женщину, благодаря которой он опять начал
сочинять музыку после смерти жены, зовут Музой. И еще о том, что Руза и Муза
рифмуются…
Тошка открыла другую тетрадь.
«Марго вчера заявила мне, что ждет ребенка. И так на меня
посмотрела, что все возражения застряли у меня в глотке. Она не простила мне
той истории, хотя прошло столько лет. И я не посмел ничего возразить. Напротив,
залепетал, что, слава богу, теперь я смогу ей помочь материально. А когда она
сказала, что хочет забрать из Тбилиси теток, я даже обрадовался. И подумал, что
моя любовь к Н. давно умерла».
Да, конечно, Н. – это Нуцико! Ничего себе! Тошка
перевернула еще несколько страниц.
«Я боялся встречи с Н. здесь, в моем доме. И не зря боялся.
Приехала старая, высохшая женщина, прокуренная, вся воплощенный укор. Хотя она
никогда ничем меня не укоряла, у нее слишком развито чувство юмора. Но мысль о
том, что я буду постоянно видеть ее здесь, показалась мне ужасной. Слава богу,
вчера она объявила, что уезжает во Францию преподавать. Конечно, она поняла мои
чувства. Или я ей стал неприятен, я ведь тоже уже старею, я старше нее, но я
еще полон сил, я еще мужчина, а она уже… старуха. Какую жестокую шутку сыграла
с нами жизнь. Но я сейчас добираю то, чего был лишен в молодые и зрелые годы, а
она… Ей уже ничего не добрать. Хотя как посмотреть: в профессиональном смысле
для нее приглашение во Францию, вероятно, очень существенно. И слава богу! Я,
правда, теперь редко бываю в Москве, но все равно… Я рад, что она уедет, а вот
Эличка, чистая душа, чудесное существо, она так счастлива, что у Марго ребенок,
что она будет его растить, что опять у нее семья. Хорошо, хоть кто-то рядом
счастлив. Марго даже не ответила мне, кто отец ребенка. Вообще с тех пор, как
она вытащила меня из нескольких депрессий, она забрала надо мной большую
власть, но я так люблю ее, что с радостью покоряюсь. Она добра, бесконечно
добра… Я побаивался говорить ей о том, что хочу купить домик в Финляндии, но
она поддержала меня всецело! И даже помогла с оформлением, меня ведь легко
надуть. Эта красота природы, сказочный голос Асты, поющей мою музыку, позднее
признание… Могу сказать, что я почти счастлив… Почему почти? Вероятно, потому,
что бóльшая часть жизни прошла в изоляции от мира и я как музыкант
многого по этой причине просто не успел… Кстати, это Марго объяснила мне, что
лучше поздно, чем никогда, что надо полной мерой наслаждаться тем, что дано, а
не лить бессмысленные слезы над загубленным прошлым. Наверное, лучшее, что я
создал, это Марго! Но я виноват перед ней безмерно. Как-то я рассказал о той
сцене Асте. Она спросила: неужели дочь простила тебя? И я с легкой душой
ответил: да, простила, она любит меня не меньше, чем я ее. И тогда Аста сказала
эту фразу: „Значит, лучшее, что ты создал, – твоя дочь…“»
