Брунетти попятился, не желая стоять к Креспо слишком близко, и взял со стола свою синюю папку. В ответ Креспо нервически фыркнул.
— Синьор Креспо, не могли бы вы взглянуть на портрет одного человека? Может быть, вам доводилось его встречать.
— Я буду рад увидеть все, что бы вы мне ни показали, — отвечал Креспо, особо выделяя «вы». Он запустил руку себе под воротник и стал массировать горло.
Брунетти вытащил из папки и протянул ему портрет убитого. Креспо скользнул по нему взглядом, а потом с улыбкой посмотрел на Брунетти:
— Нет. Понятия не имею, кто это такой.
Он хотел вернуть листок комиссару, но тот не взял.
— Посмотрите, пожалуйста, внимательнее, синьор Креспо.
— Он же сказал вам, что не знает, — подал голос из дальнего угла комнаты кашемировый свитер.
Брунетти оставил эту реплику без внимания.
— Этого человека забили до смерти, и нам необходимо установить его личность, так что я был бы вам очень признателен, если бы вы вгляделись как следует, синьор Креспо.
Креспо на секунду прикрыл глаза ладонью и поправил локон за левым ухом.
— Ах, какой вы настойчивый…
И он снова посмотрел на рисунок. В этот раз его взгляд несколько дольше задержался на лице убитого. Брунетти хоть и не видел его глаз при этом, но заметил, как его рука, забыв про локон, вновь метнулась к горлу, но теперь и без намека на кокетство.
Впрочем, секунду спустя он поднял глаза, сладко улыбнулся и сказал:
— Я никогда не видел этого человека, комиссар.
— Ну что — убедились? — поинтересовался из своего угла кашемировый свитер.
Брунетти положил рисунок обратно в папку.
— Это лишь примерный портрет, как его представил художник, синьор Креспо. А теперь ознакомьтесь, пожалуйста, с фотографией.
С этими словами Брунетти одарил Креспо самой обольстительной улыбкой, которую только была способна родить его мимика. Пальцы Креспо взлетели, трепеща, точно бабочка, и нежно прикрыли впадинку в разлете ключиц.
— Разумеется, комиссар. Я выполню любое ваше желание. Любое.
Брунетти снова оскалился и вытащил со дна папки одну из фотографий наугад. Они все были одинаково хороши.
— Возможно, его убил клиент. То есть для таких, как он, сейчас существует опасность со стороны того же преступника.
Молодой человек взял фотографию, ухитрившись при этом коснуться пальцев Брунетти, помедлил, глядя в глаза комиссару и улыбаясь, и медленно склонил сияющее лицо над снимком. И тут улыбка испарилась, и рука, что все лежала на горле, метнулась и зажала разинутый рот.
— Нет, нет, — забормотал он, вытаращив от ужаса глаза. Он машинально сунул листок в грудь Брунетти и в страхе стал пятиться назад, будто от чумного. — Они не сделают этого со мной, нет, только не это. — Его голос повышался с каждым словом, грозя сорваться на истерический визг, и, наконец, сорвался. — Со мной такого не будет, со мной никогда ничего не случится, — протестующе визжал он, пятясь от Брунетти все дальше и дальше. Когда он натолкнулся на стол посредине комнаты, то в панике лягнул это препятствие, не позволявшее ему скрыться от злосчастной фотографии и от человека, который ее принес. Хрустальная ваза, точно такая же, как и возле Брунетти, грохнулась на пол и разбилась.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел еще один человек.
— Что такое? — спросил он. — Что случилось?
Они с Брунетти тотчас узнали друг друга. Джанкарло Сантомауро был не только одним из самых известных адвокатов Венеции, часто оказывающим юридические услуги патриарху
[11]
, причем бесплатно, но также и президентом Лиги по защите нравственности, светского христианского общества, которое провозглашало своей целью «поддержку и укрепление веры, семьи и добродетели».
Брунетти молча кивнул. Если присутствующие не знают, что за птица клиент Креспо, то лучше не называть его по имени.
— Что вы здесь делаете? — недовольным тоном поинтересовался он у Брунетти. Затем обернулся к старшему из двоих мужчин, стоявшему возле Креспо, который сидел теперь на диване, спрятав лицо в ладонях, и всхлипывал. — Да успокойте его, наконец! — Кашемировый свитер склонился над Креспо, сказал ему что-то, потом взял за плечи и стал трясти. Голова Креспо моталась из стороны в сторону. Он перестал плакать, но рук от лица не отнял. — Что вы делаете в этой квартире, комиссар? Я, как адвокат синьора Креспо, требую, чтобы полиция прекратила эти издевательства.
Брунетти молча рассматривал парочку на диване. Кашемировый свитер сел рядом с Креспо, обнял его за плечи, и тот постепенно успокоился.
— Я спрашиваю вас, комиссар, — настаивал Сантомауро.
— Я пришел попросить синьора Креспо помочь нам установить личность жертвы одного преступления. Я показал ему фотографию этого мужчины. Вы видите, как он отреагировал. Довольно бурная реакция на смерть незнакомого ему человека, не правда ли?
Кашемировый свитер недовольно зашевелился на диване.
— Если синьор Креспо сказал, что он не знает его, значит, он ответил на ваш вопрос и вам следует оставить его в покое, — сказал Сантомауро.
— Разумеется. — Брунетти сунул папку под мышку и направился к двери. Остановившись на полпути, он обернулся к Сантомауро и заметил как бы невзначай: — А вы забыли завязать шнурки, Avvocato.
Сантомауро глянул на свои ботинки: шнурки были аккуратно завязаны. Подняв голову, он едва не испепелил Брунетти взглядом, но промолчал.
У дивана, где сидел Креспо, Брунетти сделал вторую остановку:
— Моя фамилия Брунетти. Если вы что-нибудь вспомните, позвоните в полицию Венеции.
Сантомауро открыл рот, но Брунетти был уже за дверью.
Глава девятая
Вторая половина дня не принесла ничего нового ни Брунетти, ни двоим его помощникам, отрабатывавшим список. На вечернем совещании в квестуре Галло сообщил, что трое из опрошенных им не признали человека на рисунке, еще двоих не оказалось дома, а еще один сказал, что вроде бы где-то встречал его, но где и когда — не помнит. У Скарпы результаты были не лучше: все, с кем он говорил, уверенно заявляли, что видят это лицо впервые в жизни.
Было решено, что назавтра они продолжат ездить по адресам и постараются навестить всех оставшихся. Брунетти также попросил Галло составить второй список, включив туда женщин легкого поведения, которые болтаются на дорогах возле заводов и на виа Капуччина. Вероятность того, что какая-нибудь из них могла приметить и запомнить убитого, хоть и маленькая, но была.
Взбираясь вверх по лестнице к себе домой, Брунетти вдруг размечтался: как будто бы пока его не было, в его доме произошли волшебные метаморфозы. Эльфы принесли кондиционер, установили новый душ с двадцатью головками, какие показывают в рекламе и в американских сериалах. И вот он приходит и лезет под этот душ, и из двадцати леек на него брызжут прохладные ароматные струйки. Потом он заворачивается в необъятное пушистое полотенце и идет в бар, садится возле бассейна, и негр в белом смокинге предлагает ему коктейль со льдом в высоком бокале, и сверху плавает цветок гибискус. Затем, утолив непосредственные нужды его тела, эльфы подсовывают ему двоих послушных, воспитанных детей и преданную жену, которая сообщает, что убийство уже раскрыто, он совершенно свободен, и назавтра они вчетвером уезжают в отпуск.
