— Хотите сказать, что никогда не видели ее лица?
— На ней всегда шарф и темные очки.
— И все-таки, какая она? Высокая? Худая? Белая? Темнокожая? Блондинка? Старая или молодая? Ну же, Сильвестри, необязательно видеть лицо женщины, чтобы определить хотя бы это.
— Она довольно высокая, а вот цвет волос не знаю. Лица ее я не видел, но мне не показалось, что она старая.
— Номер машины?
— Не знаю.
— Неужели не видели?
— Нет. Мы всегда встречались ночью. Фары она не включала.
Брунетти не сомневался, что Сильвестри лжет, но он также понимал, что больше из этого типа все равно не выжмешь.
— Где вы обычно встречаетесь?
— На улице. В Местре. Однажды в Тревизо. По-разному. Он звонит и говорит, куда мне подъехать.
— А девочки? Как ты с ними встречаешься?
— Так же. Он говорит, на каком углу они будут ждать и сколько их будет, и я встречаю их на своей машине.
— Кто их сопровождает?
— Никто. Приезжаю — а они уже там. Стоят, ждут.
— Вот прямо так? Как скот, что ли?
— Они ж знают: если рыпнутся, хуже будет. — Голос Сильвестри вдруг сделался прямо-таки свирепым.
— Откуда они приезжают?
— Да отовсюду.
— В смысле?
— Из разных городов. Из разных стран.
— Как они сюда попадают?
— То есть?
— Как они оказываются в очередной… э-э, партии?
— Да это же просто шлюхи! Откуда мне знать, что да как у них получается? Я же с ними, блин, не беседую. — Франко засунул трясущиеся руки в карманы и проговорил: — Когда вы меня отсюда выпустите?
— Сколько всего девочек ты привез в бар?
— Все! Хватит! — заорал Сильвестри. Он вскочил и ринулся к Брунетти. — Выпустите меня отсюда, немедленно.
Брунетти не шелохнулся. Сильвестри замер и отступил на пару шагов. Брунетти постучал в дверь, и Гравини мгновенно открыл. Комиссар вышел в коридор, подождал, пока дверь закроется, и распорядился:
— Значит, так: пусть посидит еще полтора часа. Потом отпустите.
— Да, синьор, — выпалил Гравини, отдавая честь начальнику, который уже повернулся к нему спиной и направился к выходу.
Глава 22
Встреча с Марой и ее сутенером совершенно вывела Брунетти из равновесия, что было очень некстати — в свете предстоящей ему беседы с синьорой Тревизан и деловым партнером ее усопшего мужа. Наведываться в офис Мартуччи ему больше не хотелось, так что Брунетти позвонил вдове и сказал ей, что в интересах следствия ему совершенно необходимо поговорить с ней и, по возможности, с синьором Мартуччи. Их алиби на время убийства Тревизана уже успели проверить: служанка синьоры Тревизан подтвердила, что госпожа была дома весь вечер, а приятель Мартуччи звонил ему в девять тридцать и застал дома.
На основании собственного многолетнего опыта Брунетти старался предоставлять интересующим его людям право самим выбирать место встречи: каждый человек, конечно же, предложит встретиться там, где ему комфортнее, и будет уверен, что контролирует ситуацию — а на самом-то деле место никак не влияет на содержание беседы. Синьора Тревизан, как и следовало ожидать, предпочла принять комиссара у себя; в назначенный час, ровно в пять тридцать, Брунетти был у дверей ее квартиры. Поскольку к этому времени Гвидо еще не успел отойти от разговора с Франко Сильвестри, он решил для себя, что будет пресекать любые проявления гостеприимства: будь то интернациональный коктейль или нарочито изысканный чай.
Однако, когда синьора Тревизан, на сей раз одетая в однотонный темно-синий костюм, пригласила его в комнату, обставленную с тонким вкусом и с не менее тонким намеком на то, что его воспринимают вовсе не как представителя власти, а всего лишь как незваного гостя, Брунетти понял: он несколько переоценил собственную значимость. Вдова подала ему руку при встрече, Мартуччи встал, когда он вошел в комнату, на этом церемонии закончились. И эта серьезность, и вытянутые лица — все было направлено на то, чтобы пристыдить Брунетти, показать ему, что он бесцеремонно нарушает покой скорбящих о возлюбленном муже и близком друге. Вот только беседа с судьей Беньямино не позволяла Гвидо верить в искренность этой скорби, а недолгая встреча с Франко Сильвестри и вовсе подорвала его веру в человечество.
Брунетти скороговоркой произнес все подобающие случаю извинения и слова признательности за то, что его согласились принять. Мартуччи сухо кивнул в ответ, по синьоре Тревизан вообще не было понятно, слышит она его или нет.
— Синьора Тревизан, — начал Брунетти, — я хотел бы получить от вас кое-какую информацию о финансовых делах вашего мужа.
Она не сказала ни слова, не стала просить объяснений.
— Скажите, пожалуйста, что станет с адвокатской практикой синьора Тревизана теперь, после его смерти?
— Вы можете спросить об этом у меня, — сказал Мартуччи.
— Я так и сделал пару дней назад. Тогда вы мне сообщили не много.
— Теперь у меня появилось больше информации.
— Другими словами, вы прочли завещание? — спросил Брунетти и не без удовольствия отметил про себя, что его бестактность покоробила и вдову, и Мартуччи.
Голос адвоката был тем не менее вежливым и спокойным:
— Синьора Тревизан обратилась ко мне как к юристу, дабы я помог ей разобраться с наследством, оставленным ей покойным мужем. Я ответил на ваш вопрос?
— Будем считать, что да, — сказал Брунетти. Отметив про себя, что Мартуччи не так-то просто вывести из равновесия. Наверное, сказывается опыт работы: имея дело с корпоративным правом, приходится быть вежливым. Вслух Гвидо спросил: — Так что же будет с практикой?
— Шестьдесят процентов отойдет синьоре Тревизан.
Брунетти молчал. Пауза затянулась настолько, что Мартуччи ничего не оставалось, кроме как добавить:
— А мне оставшиеся сорок.
— Могу ли я узнать, когда было составлено данное завещание?
— Два года тому назад, — ответил Мартуччи, не задумываясь.
— А когда вы поступили на работу в контору, адвокат Мартуччи?
Синьора Тревизан обратила на Брунетти свои почти бесцветные глаза и заговорила, впервые с начала их встречи:
— Комиссар, прежде чем вы продолжите самым бесцеремонным образом удовлетворять свое любопытство, могу ли я в свою очередь спросить, в чем заключается цель этих вопросов?
— Единственной целью, синьора, является получение информации, необходимой для того, чтобы найти убийцу вашего мужа.
— Я, пожалуй, могла бы принять подобное объяснение, — сказала она, ставя руки на подлокотники кресла и сплетая пальцы в замок, — но только в том случае, если бы существовала какая-то связь между завещанием моего мужа и его убийством. Или на ваш взгляд, я рассуждаю слишком примитивно? — Брунетти не сразу нашелся, что ответить. По ее лицу скользнула змеиная улыбка. — Но вы ведь не отказываете людям в праве рассуждать примитивно?
