Голландский бриг был виден в течение всего дня, хотя к
вечеру он уменьшился до едва заметной точки в северной части безбрежного
водного круга. Курс, которым должны были следовать Блад и Левасёр, пролегал на
восток, вдоль северного побережья острова Гаити. Всю ночь «Арабелла» тщательно
придерживалась этого направления, но, когда занялась заря следующего дня, она
оказалась одна. «Ла Фудр» под покровом темноты, подняв на реях все свои паруса,
повернул на северо-восток.
Каузак ещё раз пытался возразить против самовольства
Левасёра.
— Чёрт бы тебя побрал! — ответил заносчивый
капитан. — Судно остаётся судном, безразлично — голландское оно или
испанское. Наша задача — это захват кораблей, и команде достаточно этого
объяснения.
Его лейтенант не сказал ничего. Но, зная о содержании
письма, привезённого покойным мулатом, и понимая, что предметом вожделений
Левасёра является не корабль, а девушка, он мрачно покачал головой. Однако
приказ капитана есть приказ, и, ковыляя на своих кривых ногах, лейтенант пошёл
отдавать необходимые распоряжения.
На рассвете «Ла Фудр» оказался на расстоянии мили от
«Джонгроува». Брат мадемуазель д'Ожерон, опознавший корабль Левасёра,
встревожился не на шутку и внушил своё беспокойство капитану голландского
судна. На «Джонгроуве» подняли дополнительные паруса, пытаясь уйти от «Ла
Фудр». Левасёр, чуть свернув вправо, гнался за голландцем до тех пор, пока не
смог дать предупредительный выстрел поперёк курса «Джонгроува». Голландец,
повернувшись кормой, открыл огонь, и небольшие пушечные ядра со свистом
проносились над кораблём Левасёра, нанося незначительные повреждения парусам. И
пока корабли шли на сближение, «Джонгроуву» удалось сделать только один
бортовой залп.
Пять минут спустя абордажные крюки крепко вцепились в борт
«Джонгроува», и корсары с криками начали перепрыгивать с палубы «Ла Фудр» на
шкафут голландского судна.
Капитан «Джонгроува», побагровев от гнева, подошёл к пирату.
Голландца сопровождал элегантный молодой человек, в котором Левасёр узнал
своего будущего шурина.
— Капитан Левасёр! — сказал голландец. — Это
неслыханная наглость! Что вам нужно на моём корабле?
— Мне нужно только то, что у меня украли. Но коль скоро
вы первыми начали военные действия: открыв огонь, повредили «Ла Фудр» и убили
пять человек из моей команды, то ваш корабль будет моим военным трофеем.
Стоя у перил кормовой рубки, мадемуазель д'Ожерон, затаив
дыхание, восхищалась своим возлюбленным. Властный, смелый, он казался ей в эту
минуту воплощением героизма. Левасёр, увидев девушку, с радостным криком
бросился к ней. На его пути оказался голландский капитан, протянувший руки,
чтобы задержать пирата.
Левасёр, горевший нетерпением поскорее обнять свою
возлюбленную, взмахнул алебардой, и голландец упал с раскроенным черепом.
Нетерпеливый любовник переступил через труп и помчался в рубку. Мадемуазель
д'Ожерон в ужасе отпрянула от перил. Это была высокая, стройная девушка,
обещавшая стать восхитительной женщиной. Пышные чёрные волосы обрамляли её
гордое лицо цвета слоновой кости. Выражение высокомерия ещё сильнее
подчёркивалось низко опущенными веками больших чёрных глаз.
Левасёр взбежал наверх и, отбросив в сторону окровавленную
алебарду, широко раскрыл объятия, намереваясь прижать к груди свою
возлюбленную. Но, попав в объятия, из которых ей уже трудно было вырваться, она
съёжилась от страха, и гримаса ужаса исказила её лицо, согнав с него обычное
выражение высокомерия.
— О, наконец-то ты моя! Моя, несмотря ни на что! —
напыщенно воскликнул её герой.
Но она, упираясь руками в его грудь, пыталась оттолкнуть его
и едва слышно проговорила:
— Зачем, зачем вы его убили?
Её герой громко засмеялся и, подобно божеству, которое
милостиво снисходит к простому смертному, с пафосом произнёс:
— Он стоял между нами! Пусть его смерть послужит
символом и предупреждением для всех, кто осмелится стать между нами!
Этот блестящий и широкий жест так очаровал Мадлен, что она,
отбросив в сторону свои страхи, перестала сопротивляться и покорилась своему
герою. Перебросив девушку через плечо, он под торжествующие крики своих людей
легко перенёс свою драгоценную ношу на «Ла Фудр». Её отважный брат мог бы
помешать этой романтической сцене, если бы Каузак со свойственной ему предупредительностью
не успел сбить его с ног и крепко связать ему руки.
А затем, пока капитан Левасёр наслаждался в каюте улыбками
своей дамы, лейтенант занялся подробным учётом плодов победы. Голландскую
команду посадили в баркас и велели убираться к дьяволу. К счастью, голландцев
оказалось не более тридцати человек, и баркас, хотя и перегруженный, мог их
вместить. Затем Каузак, осмотрев груз, оставил на «Джонгроуве» своего старшину
и человек двадцать людей, приказав им следовать за «Ла Фудр» направлявшимся на
юг — к Подветренным островам.
Настроение у Каузака было отвратительное. Риск, которому они
подвергались, захватив голландский бриг и совершив насилие над членами семьи
губернатора Тортуги, совсем не соответствовал ценности их добычи. Не скрывая
своего раздражения, он сказал об этом Левасёру.
— Держи своё мнение при себе! — ответил ему
капитан. — Неужели ты думаешь, что я такой идиот, который суёт голову в
петлю, не зная заранее, как её оттуда вытащить? Я поставлю губернатору Тортуги
такие условия, что он не сможет их не принять. Веди корабль к острову Вихрен
Магра. Мы сойдём там и на берегу уладим всё. Да прикажи доставить в каюту этого
щенка д'Ожерона.
И Левасёр вернулся в каюту к даме своего сердца.
Туда же вскоре привели и её брата. Капитан приподнялся с
места, чтобы встретить его, нагнувшись при этом из опасения удариться головой о
потолок каюты. Мадемуазель д'Ожерон также встала.
— Зачем это? — спросила она, указывая на связанные
руки брата.
— Весьма сожалею об этой вынужденной необходимости, —
сказал Левасёр. — Мне самому хочется положить этому конец. Пусть господин
д'Ожерон даст слово…
— Никакого слова я не дам! — воскликнул
побледневший от гнева юноша, не испытывавший недостатка в храбрости.
— Ну, вот видишь, — пожал плечами Левасёр, как бы
выражая этим своё сожаление.
— Анри, это же глупо! — воскликнула
девушка. — Ты ведёшь себя не как мой друг. Ты…
— Моя маленькая глупышка… — ответил ей брат, хотя
слово «маленькая» совсем не подходило к ней, так как она была значительно
крупнее его. — Маленькая глупышка, неужели я мог бы считать себя твоим
другом, если бы унизился до переговоров с этим мерзавцем-пиратом?
